Александр Дюма - Изабелла Баварская
— Государь! Дофин Карл преисполнен почтения к своему отцу и повелителю, он не может без его соизволения предпринять что бы то ни было.
— Так значит, королева?.. — Снова глубокий вздох. — Да, королева. Мы повидаемся с ней и потребуем вернуть деньги, и она вернет их, она поймет.
— Государь, деньги употребили на то, чтобы купить мебель и драгоценности…
— Как же быть, мой бедный Бернар? Придется вновь обложить налогом народ.
— Народ уже разорен.
— Нет ли у нас каких-нибудь алмазов?
— Только те, что в вашей короне. Государь, вы слишком мягки с королевой, она губит королевство, а ведь отвечаете за него перед Богом вы. Народ бедствует, а она роскошествует, и чем беднее народ, тем неистовей она; ее придворные дамы по привычке тратят огромные казенные деньги, носят такие дорогие одеяния, что все только диву даются. У молодых сеньоров, их окружающих, вышивка камзола стоит годового жалованья войска. Под предлогом опасностей, которые ей якобы угрожают, королева потребовала для себя охрану: государству это не нужно, но все оплачивается из государственной казны. Де Гравиль и де Жиак, командующие личным войском королевы, беспрестанно требуют денег и драгоценностей. Порядочные люди ропщут при виде мотовства королевы и ее свиты.
— Коннетабль, — король понимал, что момент неподходящий, но ему не терпелось сообщить новость, — коннетабль, я обещал вчера шевалье де Бурдону назначить его капитаном Венсенской крепости, вы представите его назначение мне на подпись.
— Вы это сделали, государь?! — Глаза коннетабля вспыхнули.
Король прошептал еле различимое «да», словно ребенок, который знает, что поступил плохо, и боится, что его станут бранить.
Наши путешественники подъезжали уже к Круа-Фобену, когда увидели едущего навстречу всадника, одетого со всей изысканностью. На нем был голубой (цвет королевы) берет с длинной широкой лентой, элегантно ниспадавшей на левое плечо; всадник придерживал ленту правой рукой и поигрывал ею. Все его оружие составлял меч вороненой стали, настолько легкий, что казался простым украшением; на нем была свободная куртка красного бархата, а под нею, подчеркивая гибкую талию, сверкал вышивкой обтягивающий камзол голубого бархата, стянутый в талии золотым шнуром. Костюм, который мог бы принадлежать самому богатому и элегантному придворному, дополняли облегающие панталоны цвета бычьей крови и черного бархата туфли с острыми и так сильно загнутыми носами, что они с трудом пролезали в стремена. Прибавьте к этому белокурые мягкие волосы, сиявшее радостью и беззаботностью лицо, маленькие, как у женщины, руки — и вы получите точный портрет шевалье де Бурдона, фаворита королевы, а кое-кто даже поговаривал, что он состоял у нее любовником.
Коннетабль тотчас же узнал его. Он ненавидел Изабеллу, она была его соперницей в борьбе за влияние на короля. Коннетабль знал, что Карл ревнив, и решил воспользоваться представившимся случаем осуществить грандиозный план, имевший политическое значение, а именно — добиться изгнания королевы. Но лицо его хранило невозмутимость: он сделал вид, что не узнал всадника.
— Я желаю, чтобы вы объявили молодому человеку о новом назначении, — прибавил король.
— Вполне вероятно, что ему уже все известно, государь.
— Но кто же мог ему сказать?
— Та, что с такой настойчивостью просила у вас это назначение.
— Королева?
— Она так уверена в храбрости этого шевалье, что поспешила доверить ему охрану замка: у нее не хватило терпения дождаться его назначения.
— Не понимаю.
— Посмотрите туда, ваше величество.
— Шевалье де Бурдон!..
Король побледнел, в сердце его закралось подозрение.
— Не иначе, как он провел ночь в замке. Если бы он только утром выехал из Парижа, то сейчас он не мог бы возвращаться из Венсена.
— Вы правы, граф; что говорят у меня при дворе об этом молодом человеке?
— Что он дамский угодник и пользуется у дам успехом. Говорят, что ни одной еще не удалось устоять.
— Без исключения?
— Без исключения.
Король сделался так бледен, что граф подумал: он вот-вот упадет — и протянул к нему руку. Король отстранил ее и сказал упавшим голосом:
— Не потому ли она так настаивала, чтобы охрана замка была доверена ему? А каков наглец! Бернар, уж не голубого ли цвета на нем шляпа?
— Это цвет королевы.
И тут как раз де Бурдон оказался так близко от них, что они услышали слова песенки, которую он напевал; это были стихи Алена Шартье в честь королевы. Встреча с королем и графом не прервала занятия молодого человека, ибо он счел ее недостаточным для этого поводом, — он удовольствовался лишь тем, что отступил немного в сторону и легким наклоном головы приветствовал короля.
От гнева кровь ударила графу в голову, вернув ему на мгновение былую силу; он резко осадил лошадь и громовым голосом вскричал:
— А ну-ка, живо на землю, несмышленыш! Так не приветствуют того, кто представляет целое королевство! Спешивайтесь и приветствуйте короля!
Вместо того чтобы последовать приказу, де Бурдон пришпорил коня и в мгновение ока оказался футах в двадцати от короля. Тут он отпустил поводья, и лошадь побежала мелкой рысью, а он продолжал напевать песню, которую прервала внезапная встреча с Карлом VI.
Король сказал несколько слов Бернару, тот, повернувшись к маленькому отряду, в свою очередь, сказал прево Танги, державшему подле себя двух стражников в полном вооружении:
— Арестуйте этого молодого человека. Так хочет король.
Танги подал своим людям знак, и они бросились догонять де Бурдона.
Их приготовления не ускользнули от внимания молодого человека, хотя он лишь изредка огладывался и как будто не заботился ни о чем. Однако, увидев, что к нему устремились два стражника, чьи намерения не вызывали у него сомнений, он осадил коня и повернулся к ним лицом, — они были всего в десяти шагах от него.
— Эй, уважаемые, — крикнул он, — ни шагу вперед; если вы пришли по мою душу, то лучше бы вам было молиться за свою сегодня утром.
Стражники молча продолжали наступать.
— Так, так, господа стражники, — продолжал де Бурдон, — сдается мне, что его величество король любит турниры на больших дорогах.
Стражники были уже так близко от рыцаря, что им оставалось только протянуть руку, чтобы схватить его.
— Прекрасно, господа, — сказал он, понукая своего верного друга отъехать назад, — прекрасно, дайте мне только взять разгон, и я к вашим услугам.
При этих словах он подстегнул лошадь, и та пустилась бешеным галопом, как будто он вверял ей свою жизнь. Стражники от изумления застыли на месте; провожая де Бурдона взглядом, они понимали, что преследовать его бессмысленно, они даже не крикнули ему, чтобы он остановился. Но каково же было их удивление, когда спустя минуту-другую они увидели, что шевалье развернулся и возвращается назад.
