Александр Лукин - Сотрудник ЧК
Справедливость требует отметить, что теперь в мыслях Алексея не было уверенности…
Минут через пятнадцать он услышал: идут. Дина была не одна.
«Поблизости прячет», — мелькнуло в голове.
Лестница заскрипела под тяжелыми шагами. Дина распахнула дверь.
— Вот он! — возбужденно провозгласила она. Вошел Марков. За ним всунулась угреватая рожа его телохранителя — Севы. Марков улыбался:
— Здравствуй, друг! Поздравляю!
Полез здороваться и Сева, умильно хлопая красноватыми бугорками век без ресниц.
— Что я вам говорила! — торжествовала Дина. — Вы себе не можете представить, Алеша, как они меня пробирали из-за вас! И легкомысленная я, и девчонка, и чуть не предательница! Вот, пожалуйста! Кто прав?
— Ты, ты! — снисходительно сказал Марков, расправляя карту на столике. — Она самая! Как же тебе удалось?
— Не спрашивай! Две ночи караулил…
Историю «похищения» карты Алексей добросовестно продумал. Карта висела у командарма, прикрытая занавеской, ночью при ней находился дежурный. А в соседнем помещении, служившем канцелярией, круглые сутки посменно трудились писаря. Алексею посчастливилось попасть в ночной наряд… В три часа пополуночи они закончили работу. Алексей вышел вместе со всеми, а в коридоре отстал и, вернувшись в канцелярию, спрятался под столом. Расчет был на то, что дежурный время от времени выходит осмотреть штаб. Через несколько минут он действительно вышел. Алексей проскользнул в комнату, где висела карта, снял ее со стены и через окно выпрыгнул во двор, не забыв аккуратно задернуть занавеску, чтобы отсутствие карты не сразу обнаружилось. Ему удалось незаметно пройти мимо часового, а дальше все было просто: карту он припрятал под камнем возле нужника, где она спокойно пролежала до сегодняшнего вечера. Все это заняло так мало времени, что Алексей успел прийти в хату, отведенную для писарей, раньше своих сослуживцев: те надумали среди ночи варить кашу в штабной кухне, и, когда, наевшись, заявились домой, он уже спал. На допросе они единодушно подтвердили это, а один сукин сын даже сказал, что ему кажется, будто Алексей бросил работу раньше других: он, мол, всегда от нарядов увиливает. В результате пострадал только дежурный: его забрали в Особый отдел и держат до сих пор…
— Ото скачок! — одобрил Сева. — Мог бы еще дежурного пришить, чтоб я пропал!
— Шум поднимать! — возразил Алексей. — Так-то вернее.
— Значит, тебя никто не подозревает? — спросил Марков.
— Пока никто.
— Денька два переждем, чтобы улеглось, а после дам тебе еще заданьице. А сейчас иди, как бы не хватились.
Алексею следовало торопиться, но ему не хотелось уходить, ничего не выведав у шпионов. Марков сам пришел ему на помощь.
— У тебя ночной пропуск? — спросил он.
— Да.
— Возьми с собой Севу. Надо карту доставить. Наткнетесь на патруль — отвлеки… Завтра заскочишь на почту, Дося скажет, что делать дальше.
— До утра не можешь дождаться, — заворчал Сева. — Обязательно гонять человека в дождь. Что, Дося не передаст?
— Молчи! — оборвал его Марков. — Вот тебе карта, спрячь. И скажи там, чтобы сейчас же отправили.
Дина проводила их до калитки. На прощание она сказала, будто извиняясь:
— У нас еще все впереди, Алеша…
НА ЯВКЕ СМАГИНЫХ
Сева продолжал ворчать и на улице:
— Отделался! Выгнал, словно собаку…
Ростом Сева был такой же, как Алексей, и в его рыхлой нескладной фигуре угадывалась недюжинная сила, а голосок имел плаксивый, тонкий и говорил нараспев, слегка пришепетывая:
— Это же не человек, а эгоист! Отдай за него душу, а он и не покашляет! Тебе хочется побыть с девочкой, что я имею против? Так нет! Ему надо, чтобы я совсем ушел!
— Что ты болтаешь! — теребил его Алексей. — С какой девочкой?
— А ты сам не додумал?
— С Диной?
— С кем же еще!
— С чего ты взял, дурак! — неизвестно почему вспылил вдруг Алексей. — Что ты языком вертишь!
— Ты в нее врезался, — спокойно сказал Сева, — это видно даже слепому, так тебе не хочется верить. Ой, мальчик, не ты первый, не ты последний!
— Подожди! Почему ты решил, что она с Марковым?
— Смотрите на него: я решил! У них же пламенная любовь! Чувства!.. Плевал я на те чувства! Я бы эту Досечку своими руками придушил! Одна только польза от нее, что приманивает таких, как ты. Теперь они тебя возьмут за жилку, все высосут до капелюшечки, а ты дожидайся, может, Досечка не обманет!
— Болван! — проговорил Алексей. — Разве я ради бабы? Чихать мне на вашу Досю!
Они подошли к центральным улицам. Сева замолчал и пропустил Алексея вперед.
…Конечно, Сева мог и приврать, но Алексей почему-то поверил сразу. Он по-новому оценил и те взгляды, которыми обменивались Марков и Дина (в них было больше, чем простое взаимопонимание), и то, что они обращались друг к другу на «ты», а Дина звала Маркова уменьшительно «Витей»… Нет, Сева не врет… Но тогда непонятно, зачем понадобились Дине сегодняшние нежности? Еще вчера это было оправданно: завлекала простодушного парня. Но зачем это ей сегодня, когда карта похищена и Алексей, по их мнению, связан по рукам и по ногам?
Сева приглушенно командовал: «Налево…», «Прямо…», «Сюда».
Они благополучно добрались до окраины, покружили по переулкам и наконец пришли.
Это был запущенный постоялый двор: дырявые навесы, затон, покрытый липкой навозной грязью, с поломанными яслями для скота и какой-то несуразный приземистый дом, сложенный из толстенных бревен, в которых прорезаны крохотные оконца. Посреди двора стояли телеги с задранными оглоблями, где-то в темноте жевали лошади.
— Айда со мной, — сказал Сева, — сейчас обратно отведешь.
На условный стук — три двойных удара и, чуть погодя, еще один—дверь отворил босой бородатый мужик в посконной рубахе, свисавшей на солдатские линялые штаны. Он держал в кулаке витую церковную свечу.
Увидев рядом с Севой незнакомого человека, мужик поспешно задул свечу.
— Свой, — успокоил его Сева. — Крученый прислал. Григорий у тебя?
— Туточки… Спыть.
— Буди по-быстрому!
Мужик впустил их в большую, освещенную коптилками комнату с двухэтажными нарами вдоль стен. Горько пахло промокшей одеждой. На нарах спали какие-то люди. Когда стукнула дверь, они зашевелились, приподняли головы.
— Це Сева, — сказал хозяин. Головы опустились.
Хозяин ушел за занавеску, отделявшую печной угол, и вскоре вернулся с высоким заспанным человеком, вид которого в первый момент изумил Алексея. Он был в расстегнутой студенческой тужурке с блестящими пуговицами и бархатными петлицами на воротнике. На ногах шевровые сапоги с голенищами, сдавленными в гармошку. Под тужуркой, высовываясь наполовину, висел маузер.