Михаил Попов - Cлавенские древности, или приключения славенских князей.
Гордясь столь великими успехами моего рачения, сделал я несколько волшебных вещей, которых действие удивило моих подданных, и вселило в них обо мне высокое мнение. Вскоре слава моего искусства распространилась по соседственным Державам: превеликое число народа стеклось ко мне отовсюду, иные желая удостовериться, другие научиться. Стечением сим Государство мое приобрело себе в короткое время размножение, богатство и сияние, каких дотоле не имело. Ободренный сими выгодами, старался я утвердить мою славу новыми изобретениями, и чудесами моего знания. Сведения моего не скрывал я от иностранцев, но дозволял им все видеть, и всему от меня учиться за некоторые прибытки, которые были полезны новому моему Государству. Одним словом, я начал продавать все, и чертоги мои сделались училищем волхвования для всех приезжающих; и хранилищем волшебных вещей. которые раздавал я всем желающим за великие цены и подарки, не мысля ни мало о том, что некоторые из сих вещей служили не токмо к пользе человеческой, но и ко вреду, что потом вскоре и воспоследовало.
Наконец раздраженный Перун, сими злыми моими изобретениями, поразил меня громом, и тем окончил дальнейшие мои в чародействе изыскания; но однако ж не пресек тем волшебства, которое, посредством моих наставлений и вещей, по всему свету распространилось; а наипаче в подвластной мне земле, в Скифии, и в Чудских странах.
Оставшиеся по мне дети, и подданные мои, оплакав меня весьма довольно, учинили мне погребение по Скифскому обряду, следующим порядком. Сперва вскрыли мое чрево, и вычистив оное, наполнили нарезанным Галгантом, курительным порошком, семенами травы петрушки и анисом, и потом зашили; а тело мое все облепили воском. После сего положив меня во гроб, поставили оный на одр. И так вынесли на кладбище, поставив его на оном, воткнули со всех сторон копья, на кои возложив шесты, покрыли их прутьями около гроба. При том в честь мою положили со мною вместе, задушив наперед, наложницу мою, врача, повара, конюха, служителя, судостроителя, и коня; присовокупив к тому золотую чашу, и прочие любимые мною вещи, также волшебную мою книгу, и с нею словарь. По сем действии всякий, кто только ни сопровождал мое тело, старался принести наиболее земли, дабы оною засыпать мой гроб, и положенных со мною и наконец насыпали надо мною столь великий бугор, что оный походил более на холм. Сие обыкновение, чтоб насыпать бугры над могилами, примолвил Липоксай, и вы от нас переняли.
Душа моя, продолжал он, по изшествии своем из тела, предстала совокупно, с прочими погребенными со мною, пред Подземного Царя, ожидая с трепетом от него себе осуждения. Ния воззрев на меня свирепым взглядом, сказал мне грозно: недостойный сын добродетельного Таргитая! Так ли ты следовал его примерам? На место добродетельного и попечительного правления, ты употребил жизнь свою на изыскание таинств, сокрытых от человеков Небесами; ты хотел уподобиться Богам, запрещенными тебе средствами, и силою Духов тебе служивших но вместо блага приключил ты вселенной неведомые ей несчастья. Проговорив сие повелел он Фурии представить пред меня зеркало, в котором я увидел ужасное множество людей, мучимых разнообразно моими учениками. Иные из них были превращаемы в разные гнусные животные, другие томимы были ядом или очарованиями, третьи лишаемы были любимых им вещей; и одним словом, усмотрел я тут всякие лютости, делаемые от учеников моих над прочими смертными. При сем ужасном зрелище вострепетал я опять, познав всю мою несправедливость и безумие: я пал пред Нией, надеясь моим уничижением и мольбами преклонить его к себе на милость.
Напрасно ты стараешься, закричал он мне грозно, склонить меня своими мольбами: преступление твое столь велико, что не может его ничто загладить кроме твоего наказания. По сем ужасном ответе, повелел он адским страшилищам меня окружить, и наложить мне все те мучения, каковым подвергла моя наука живущих во вселенной. О небо! возопил при сем Липоксай, каких не испытал я тогда лютостей, беспрестанное мое превращение, в разнообразные и гнусные животные, было меньшее из тех мучений, какими я томим был от Фурий: яд, огонь, железо, повсеминутно меня терзали; и напоследок уже сам немилосердый Ния тронулся моими мучениями, продолжавшимися несколько годов, и повелел меня пред себя представить. Не дела твои, сказал он мне суровым образом, исходатайствовали тебе оставление мучений, а сожаление мое; но злодейства твои таковы, что требуют должайшего очищения. По определению Судьбины до тех пор не получишь ты себе упокоения, пока пребыв несколько лет во власти у мрачных чародеев, тобою произведенных, не будешь ты наконец освобожден от некоторого лютого волхва, юным Князем от рода Славенова; и пока не уничтожатся со оным чародеем, посредством сего Витязя, все волшебные вещи, тобою на свет произведенные.
Едва он сие проговорил, как мрачное и густое облако, подхватив меня, понесло с великим стремлением, и напоследок, поставив меня в пустой Аравийской степи, оставило меня моему отчаянию. Долгое время пробыл я на сем пустом месте, и наконец, по некотором моем заблуждении, пришед ненароком к чистому источнику, взглянул я в него, и увидел в нем все мое безобразие, каким меня наказал Подземный Царь. С превеликим ужасом отскочил я от источника, мня видеть в нем некое страшилище, пришедшее снова меня мучить; но не видя никого, опять я подошел к тому месту, и увидев снова то же страшилище, делающее сообразные моим движения, уверился я напоследок, что это было собственное мое изображение. О Небо! какая грусть тогда меня обуяла? Я бы охотно лишил себя жизни в тогдашнем моем сокрушении, ежели б естество Духа, которое поднесь я сохраняю, могло чем лишиться своего бытия, по примеру человеческого. Но однако же после я узнал, что могу, в отраду мою, принимать каждый день, на один час, такой вид, какой сам я изберу.
