Николай Дмитриев - Обязан выжить
— Ты, я смотрю, постарался, дядя, навез добра… Пошли-ка глянем как ставить.
— Да я бы не сказал, — отозвался дядя Викентий и первым пошел по лестнице, на ходу поясняя: — Из громоздких вещей диван только, а если по стоимости, то, пожалуй, столик шахматный, с инкрустацией.
— Что, и шахматы есть?
— Есть. Я их отдельно в комиссионке взял. Дороговато, конечно, но, я так понимаю, родовое гнездо мы теперь здесь строить будем.
— Да, даже не верится… — Виктор чуть задержался, прикидывая ширину дверного проема. — А что, из нашей усадьбы ничего не сохранилось?
— Откуда, Витенька? Спалили, разграбили…
Дядя Викентий, сердито крякнув и опередив Виктора, зашел в комнату, где хлопотали Эля и тетка Стефа. Увидев его, Эля радостно улыбнулась и спросила:
— Что, уже несут?
— Несут, несут, — входя в комнату, заверил В иктор.
И правда, солдаты уже заносили в дверь бюро красного дерева.
— Ой, какая прелесть! — Эля всплеснула ладонями и спросила. — Куда его?
— А это уже ты решай, деточка, — улыбнулся ей дядя Викентий и, обращаясь к домработнице, добавил: — Стефа, сойдите, пожалуйста, вниз, а то я боюсь, парни лишнего мусора накидают.
Разгрузка подвигалась быстро. Эля с Виктором расставляли мебель, дядя Викентий распоряжался у «студебеккера», а после того как следом за бюро в комнату затащили огромный кожаный диван, все остальное солдаты носили просто бегом. Через каких-нибудь полчаса «студер», оставив синий дымок газойля, выехал со двора, и Эля, стоя посередине комнаты, с восторгом сказала Виктору:
— Какой же наш дядечка молодец, такую мебель привез!
— Это верно, — Виктор присмотрелся к богато инкрустированному шахматному столику. — Знаешь, мы с ним до войны любили играть в шахматы…
— И теперь будете. Только для столика лампу надо.
— Лампа не помешает, — согласился Виктор.
— Так у нас же есть! — обрадовалась Эля. — Большая, чтоб на пол ставить. Только она сломалась, и я ее на чердак забросила.
— Ну так пошли, глянем.
Лампа отыскалась в самом дальнем конце чердака, за кучей мусора. Вытянув находку к свету, Виктор убедился, что ремонт возможен, и пробормотал:
— Ну это мы мигом… — но, поскольку от абажура остался только каркас, добавил: — Пока так постоит, а там придумаем что-нибудь.
— Не надо думать, — Эля отцепила каркас. — Ты ремонтируй лампу, а я абажур обошью. У меня как раз кусочек китайского шелка есть.
— Китайского? — улыбнулся Виктор. — И не жалко?
— Да он маленький. Только на абажур и хватит.
Шелка, действительно, хватило только на абажур. Пока Эля старательно обтягивала каркас и подшивала лоскутки, Виктор нашел обрыв в проводе, подкрутил патрон, и отремонтированный торшер исправно зажегся. Эля приладила абажур на место и довольно усмехнулась.
— А хорошо вышло!
Очень довольные друг другом, Эля с Виктором подхватили торшер и, занеся его в комнату дяди Викентия, хором объявили:
— А у нас сюрприз!
Виктор поставил торшер в угол, всунул штепсель в розетку, а так как на дворе уже смеркалось, то на стене сразу возникли полупрозрачные тени китайских драконов, по старому бюро заиграли таинственные проблески, и все вокруг стало приятно-загадочным.
— Хорошо! — Дядя Викентий покачал головой и вдруг вспомнил. — Ой, я же забыл совсем. Тут еще два ковра есть.
— Ковры? — удивилась Эля. — Где?
— Да тут, тут…
Дядя Викентий торопливо вытянул сиденье дивана, и Эля, увидев под ним два рулона, обернутые мешковиной, радостно засмеялась:
— Вот теперь все будет замечательно! Один повесим на стену, второй положим на пол, — она сдернула мешковину, отогнула края ковров, рассмотрела узоры и приказала: — Живо тащите их вниз. Пока еще немного видно, мы со Стефой их вычистим.
Снеся ковры и оставшись вдвоем, дядя с племянником заговорщически переглянулись и, не сговариваясь, молча уселись за шахматный столик. Свет, падавший от торшера, оставлял их лица в тени, зато перламутровые пластинки, украшавшие столик, играли новым, на удивление глубоким, блеском.
Дядя Викентий открыл боковой ящичек, достал оттуда витиеватые, резанные из слоновой кости фигурки и быстро расставил их по клеточкам. Пока Виктор любовался шахматами, дядя успел сделать первый ход и, вытянув из кармана фигурный ключ, сам того не замечая, принялся легонько постукивать им по краю доски.
Виктор, заметив, как дядя играет старым ключом, усмехнулся.
— Что, цел еще талисман твой?
— Берегу… — откликнулся дядя Викентий, сосредотачиваясь на игре.
— Я тоже вот завел… — Виктор показал простенькую зажигалку, сделанную из обычной патронной гильзы. — Я раз на НП с начальством сидел, а ее в блиндаже оставил. И так меня нудит: вернись, возьми. Ну, я улучил минутку, и в блиндаж. А тут огневой налет, и от тех, кто на НП оставался, и следа нет, одна воронка… Вот и берегу теперь.
— Верно. И я замечал такое, — согласился дядя Викентий и, переходя на другое, поинтересовался: — Ты, Витенька, дальше как думаешь? Боюсь, ходу тебе в армии не будет…
— Это уж точно! Все обозвать норовят… Интеллигентом.
— Да… — вздохнул дядя Викентий. — К нашему прошлому я концы спрятал надежно, а вот уж на это нюх у них есть… Пролетарско-классовый…
— Ничего… Как-нибудь обойдется, — Виктор подвинул вперед пешку.
— Ну, это как посмотреть… Вот, скажем, закон Ома при всех властях действует.
— При чем тут закон Ома? — Виктор вопросительно глянул на дядю.
— А при том, Витенька… Они ж институты открывать будут. Речь не про меня. Я на свое бухгалтерское дело сяду. Это, Витя, твой шанс. Преподаватели им нужны, вот кто. А у тебя образование высшее, и потом ты, хоть и второго сорта человек, но все-таки свой… Смекаешь?
— Да ну, — отмахнулся Виктор. — Тут что, местных мало? И потом, надо будет, из России пришлют.
— Кого, Витя? Про начальство не говорю, это найдется. А что до местных, то кто они, да и где? Так что на простого преподавателя ты, Витенька, очень даже годишься. К тому же чем не работа? Приличная. Не побоюсь сказать, чистая. Ну и положение соответственно…
— Да брось, дядя. Что я там читать-то буду?.. Я ж перезабыл давным-давно все, — Виктор поднял коня и так и держал в руке, размышляя, куда поставить.
— Ничего, вспомнишь, — дядя Викентий забыл про игру и, положив ключ на стол, принялся настаивать: — А брать надо, что потруднее, дай-то Бог памяти, над чем ты там мучился, когда учился, как его, этот… этот…
— Сопромат, — усмехнулся Виктор.
— Во-во, поначалу трудно, зато потом кум королю, сват министру.
