Сергей М. Зайцев - Варяжский круг
Как-то зимой, когда студеные северные ветры унесли из степи почти весь снег, Окот задумал новый набег на вежи больших ханов. И поторопился в путь, пока не нанесло новых снегов, пока еще можно было ходить, не оставляя за собой следов. И небывало близко подошел Окот к городку Шарукану, чуть ли не под самые стены. Сын же хана Шарукана, известный под именем Атрак, в тот день устроил себе спозаранку развлечение – облавную охоту на волков. Во главе трех десятков всадников с длинною дубинкою в руках Атрак загонял волчьи стаи, а загнав, избивал обессилевших зверей по хребтам и загривкам. И всадники не отставали от Атрака, и забили уже до полусотни волков. Тут-то и выехал охоте наперерез славный хан Окот Бунчук…
«Окот-орда! Окот-орда!» – закричали в страхе всадники Атрака и на полном скаку осадили коней. Не приняли боя, бежали вспять. А хану своему говорили, что силы не равны, что дубинка – не сабля, и Окот – не тот волк. Но их принудили к бою, догнали. И почти всех посекли. Лишь Атрака упустили и еще пятерых. Они сумели пробиться, потому что оказались истинными всадниками.
А нескольких взяли в плен. И оказалась среди них красавица-девица по имени Яська. Она сказала, что будь в ее руке острая сабля, а не дубинка, то не взять бы ее в плен ни тому молодцу, ни этому, ни самому хану Окоту. Тогда приказал Окот дать ей саблю. И дали девице самый острый клинок, чтобы было без обмана. С кличем Шарукановых орд Яська набросилась на Окота. Но посмеялся над красавицей хан, с третьего удара выбил саблю из некрепкой руки. И здесь же, среди побитых волков, на мерзлой земле, на мокром от конского пота потнике с Яськой совокупился. А она в ту пору была девственницей и считалась невестой Атрака. Но после этой неудавшейся волчьей охоты красавица Яська стала женой проклятого Окота Бунчука.
Атрак с той поры много дней провел в печали, ведь его Яське не было равной в половецкой степи. А сказали, что она сама пошла за Окотом. Променяла Яська все сокровища Шарукана и власть, и покой владычицы, и раболепное низкопоклонство целого народа на короткую любовь гонимого злодея и на долгие скитания в скрипучей арбе. И не мог Атрак простить Окоту Бунчуку нанесенную обиду, просил у отца войско к лету. Но не дал Шарукан войска, сказал: «Тридцать лучших всадников было у тебя. Где они?.. Не хочу, чтобы и триста всадников постигла та же участь!» Однако и сам Шарукан был разгневан на племянника и теперь открыто сожалел, что в свое время подсылал убийц к человеку Кергету, а не к малолетнему Окоту. Сугру-хану наедине сказал Шарукан: «Сын Алыпа преследует меня, будто тень. Как избавиться от него?» Поразмыслив, Сутр так рассудил: «Разве плохо, когда у светлого хана есть тень? Оттого лишь виднее, что хан светел». Мудр был Сутр. Недаром говорили, что иногда он беседует с вороном. Но Шарукан не согласился с замечанием брата и грозился при первом удобном случае стереть орду Окота с лица земли. И он показал, как это сделает, – со звонким хлопком ширкнул ладонью по ладони.
Однако ни этим летом, ни следующим отомстить Окоту не смогли, потому что невозможно схватить ветер, который дул в твоей степи вчера. Так и Окота не сумели отыскать. Вежи его тайно откочевали к самой границе Руси. И в тот год, когда русские князья били на Лукоморье лукоморских команов, Окот Бунчук хорошо пограбил русские окраинные веси. А на другой год также ходил на Русь, но получил отпор и бежал от преследования и по своему обыкновению прятался от русских на Руси же. И еще к одной уловке стал часто прибегать Окот – если приходилось схватиться с князьями, то кричал им кличем хана Шарукана, а не своим. Поэтому русские все больше ненавидели Шарукана и при упоминании его имени скрипели зубами и говорили бранные слова, а потом крестились. Окот же тем временем сидел в каком-нибудь темном логе, посмеивался и замысливал новый набег.
Окот Бунчук редко оставлял за собой следы, разве что кострища на стоянках да пепелища на местах грабежа. И даже когда терял своих воинов, хоронил их не по новому обряду, а по древнему обычаю кочевника, чтобы враги, наткнувшись на незащищенную могилу, не поглумились над прахом: он закапывал труп в землю вместе с дарами, а место то тщательно покрывал дерном или так затаптывал табуном коней, что найти могилу уже не мог бы и сам.
Быть может, пришлось бы Окоту всю жизнь прятать свои следы и не иметь постоянного надежного пристанища, если бы не все те же, ненавистные ему русские. Князь Мономах, страшная птица с железными когтями, одним ударом разгромил и Боняка, и Шарукана и тем поверг в уныние всю половецкую степь. Что сталось с Боняком, Окоту не говорили, но про большого хана Шарукана сказали, что тот еле ноги унес и в городке своем затворился. И верно, тише стало в степи. Шарукановы всадники уже не так высокомерно держали головы, и прекратились облавы на Окота Бунчука. Более того, теперь сами возвращались к Окоту те люди, которые когда-то покинули его, и сразу же заметно выросла его орда, и хан был вынужден посадить ее на землю, и окружить себя тучными стадами, и возделать заброшенные бахчи. Сын Шарукана, Атрак, вдруг забыл свои обиды, забыл, что Яське нет равной в степи, и уже не искал повода для мщения Окоту, а прислал ему в знак примирения великолепную волчью шкуру со словами: «Брат, не будем бросаться с кулаками друг на друга перед лицом врага». На эти слова Окот Бунчук не дал ответа, хотя шкуру принял и в первую же ночь спал на ней вдвоем с Яськой.
На четыре года утихла степь. Хан Шарукан не тревожил Окота, Окот отказался от баранты. Люди в аилах вздохнули свободно. Каждый год звал Шарукан Окота на ханский сход, тот, однако, на сходы не являлся, хотя братьев своих, Атая и Будука, отпускал. Сам же не пропустил ни одного лета – ходил на ненавистную Русь. Было, останавливал Окот Бунчук купеческие караваны, жег поля и вежи бродников, разорял аилы и городки черных клобуков. Чужих воинов истреблял со страшной жестокостью, на сабле хана не высыхала кровь. Но женщин и детей, которых уводил в плен, Окот уже не продавал, а селил их возле своих бахчей и не отделял их, как рабов, но садил на землю наравне со всеми, с команами, и спрашивал, как со всех. В христианские же праздники Окот отпускал своих православных в город Шарукан, где были церкви, на службу. А сам удивлялся, глядя на этих христиан: «Безумные! Они идут на поклонение в такую даль! И кому поклоняются?! Богу, чьи кости под церквями Шарукана и не лежали, Богу, которого видят только рисованный образ, но не знают ни голоса его, ни тепла и крови его в себе не несут…»
И пришло то проклятое лето, когда русские полки сами появились на берегах Донца и покорился им город Шарукан, там встретили русских рыбой и вином. А Сутров они взяли с боем. Тогда разослали шаруканиды гонцов по всем зимникам и кочевьям, сзывали для отпора русским все силы команов. Многие отозвались на зов и пришли, но и на этот раз были побиты русскими. А Окот не ходил. Человек Кергет отсоветовал ему вступаться за больших ханов, напомнив про их темные дела. Кергет сказал: «Пусть Мономах ослабит Шарукана. Тем самым он усилит Окота».
