Грэм Шелби - Клятва и меч
– С удовольствием бы поехал, – холодно отпарировал Бриан. – У меня нет ни малейшего желания спасать вас. Вы так жестоко обошлись с Элизой во время вашего приезда в Уоллингфорд, что я был бы доволен, если бы вас захватили в плен. Но я дал клятву вашему отцу и вынужден помогать вам. Честность – это то немногое, что у меня есть, и…
– Честность? – воскликнула Матильда, возмущенно глядя на своего недавнего любовника. – А вы рассказали женушке, что мы были вместе? Нет, не думаю, что у вас хватило на это духу. Разве что в самых смелых мечтах…
Бриан схватил красавицу за талию и грубо привлек к себе. Прекрасные глаза блистали злорадством, каштановые волосы хлестнули его по лицу. Ее губы были сейчас так же близки, как и тогда, несколько лет назад, и ее дыхание обожгло его, как в ту единственную ночь страсти.
– Ошибаетесь, Матильда, вновь ошибаетесь. Я рассказал Элизе все! Она едва не лишилась жизни из-за этого, но вам даже и в голову не приходило, что вы отравили ее своими ядовитыми намеками. Элиза знает о моей измене, знает, что я отец и, хуже того, что вы – мать моего сына. Она знает все, Леди Англии, так что отныне вы потеряли власть надо мной. А теперь садитесь на коня, нам пора уезжать, пока не поздно.
Он грубо подтолкнул императрицу к лошади, но она в ответ обернулась и с загадочной улыбкой на губах взглянула на него:
– Мой, мой… – прошептала она. – Так вот что вы сказали ей?
Затем она вскочила в седло и во весь опор помчалась прочь из лагеря. Варан вопросительно посмотрел на своего господина и, увидев, что тот как-то замешкался, поспешил вслед за императрицей.
Обескураженный Бриан не сразу пришел в себя. Ее улыбка заронила сомнение и сбила барона с толку. «Мой, мой… так вот что вы сказали ей?» Черт побери, что Матильда хотела этим сказать?..
Как бы издалека донесся до него шум разгоревшейся битвы. Носились вокруг всадники, стрелы вонзались в землю у ног, но Бриан не мог стряхнуть с себя внезапного оцепенения. Почему императрицу так удивили его слова? Что еще он мог рассказать жене, когда и время и место рождения юного Генриха так совпадали с той злополучной ночью? И все же почему она в ответ так улыбнулась, словно смеясь над его наивностью? Или ее позабавила его искренность, не свойственная самой Матильде?
Кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо. Обернувшись, он увидел Эрнарда, молодого солдата его гарнизона – того самого, кто некогда был свидетелем ареста епископов в Оксфорде.
– Поосторожней, – буркнул Бриан, мрачно глядя на Эрнарда. – Благодари Господа, что по ошибке я не зарубил тебя мечом.
На языке Эрнарда так и вертелось, что, окажись он врагом, зарублен был бы сам барон.
Словно в полусне, Бриан подошел к мирно стоявшей неподалеку лошади и коснулся рукой гладкого, в форме желудя шлема, висевшего на передней луке седла.
– Ты еще живешь с этой девицей… Эдит, кажется?
Удивленный вопросом барона, Эрнард кивнул.
– Да, мой лорд. Она счастлива в Уоллингфорде. Я не собираюсь удерживать ее насильно, но она предпочла…
– Возьми одну из лошадей, поедешь вместе со мной.
– Но я надеялся драться за императрицу…
– Не сегодня. На этот раз мы спасем тебя для Эдит. Дьявол, нечего на меня смотреть!.. Мы не бежим с поля боя. Матильда скачет впереди, и мы должны ее сопровождать до Глостера. Едем, мне потребуется твоя помощь.
Эрнард невольно вздохнул с облегчением – барон спас ему не только жизнь, но и честь. Он мигом вскочил на коня, подождал, пока его барон наденет шлем, а затем последовал с Брианом Фитцем за Матильдой. А в это время Роберт и Милес организовывали отход арьергарда.
Результат этой битвы превзошел худшие ожидания императрицы. Милес Герифордский добрался до замка Глостер лишь в конце сентября, без доспехов, с исцарапанными вереском лицом и руками. Его грудь была покрыта ранами, впрочем, уже начавшими заживать. Милес рассказал, что после разгрома армии восставших он был захвачен в плен, но вскоре ему удалось бежать. По пути он сбросил тяжелые шлем и кольчугу, а позднее наколенники и меч. В течение пяти дней он брел на северо-запад, пока ему не удалось подкупить встретившегося возчика. Тот провез барона в своей повозке, нагруженной полусгнившими овощами. Милес попросил Бриана расплатиться со своим спасителем. Усевшись в кресло возле стола после пятидневного полуголодного странствия, он почти сразу же заснул, не притронувшись к еде.
Милес, тем не менее, отделался сравнительно легко, поскольку, сбежав из плена, он удачно нырнул в заросли вереска. Роберту Глостерскому пришлось куда хуже, его остановили на берегу Темзы, стащили с лошади и, угостив тумаками, увели с собой.
Таким образом, ныне в плену находились и Стефан, и Роберт, а обе Матильды настороженно следили друг за другом с разных концов Англии.
И та и другая нуждались в посреднике, хитром и ловком политике, способном тонко вести переговоры между двумя враждующими сторонами. Выбор был очевиден, и они почти одновременно послали ему письма, осведомившись первым делом, как поживают его павлины.
Епископ вновь попал в свою стихию. В течение полугода он челноком сновал от Лондона к графству Глостер и обратно, уточняя детали соглашения между двумя Матильдами. Хорошо понимая человеческую природу, ее двойственность, ее податливость к лести, он сначала похвалил королеву за отвагу, с которой она сумела выхватить бразды правления страной у этой бесстыдницы, а затем, прибыв в Глостер, восхитился упорством императрицы в отстаивании своих бесспорных прав на престол. Обеим соперницам он предложил избрать в качестве беспристрастного арбитра церковь – и свои скромные услуги, в частности, по переговорам с папой римским. Женщин же, к его разочарованию, политика пока не интересовала, прежде всего они хотели решить вопрос о знатных пленниках.
Граф Роберт Глостерский находился в тюрьме королевского замка в Рочестере. Прибывший туда епископ сообщил ему о возможности такого обмена. Он также намекнул, что в случае если граф согласится оставить свою сестру, то король и королева сделают его наиболее значительным магнатом Англии, – конечно, после самого Стефана.
Пленник отказался без малейшего колебания, заметив, что, подобно Бриану Фитцу и любому честному дворянину, он обязан быть верным данной им клятве.
В бристольской тюрьме епископ Генри вел совсем иные разговоры. Он заявил брату Стефану, что тому будет даровано полное прощение и богатый пансион, если король откажется от трона. Стефан в ответ высказался приблизительно в том же духе, что и его собрат по несчастью в Рочестере.
Тогда епископ занялся обсуждением частностей предстоящего обмена пленниками. Роберт отказался принять вариант «один на один»: поскольку, по его мнению, король более значительная фигура, чем он, то в качестве «довеска» вместе с ним надо освободить и его арестованных товарищей.
