Жаклин Монсиньи - Божественная Зефирина
– Ну ладно, все это превосходно! – сказала Зефирина, достаточно удовлетворенная.
Гаэтан покачал своей кудрявой каштановой головой.
– Если так будет угодно Богу, моя дорогая… Священный союз с папой римским нам тоже может принести много неприятностей… Я приехал из Сен-Жермена под Парижем, где сейчас находится король. В прихожих и коридорах дворца шептали, что толстый Генрих подписал в «Золотом лагере» только «Договор о добрососедстве».
– Иначе говоря, это – клочок пергамента! – усмехнулась Зефирина. – А как король воспринял те новости, которые вы ему принесли, Гаэтан? – любопытствовала девушка.
– Его величество сначала был очень подавлен, когда я поведал ему о смерти шевалье Байяра и о внезапном нападении императорских войск на наши войска в Италии. Затем прибыли другие гонцы с озера Маджоре и из других уголков Италии, а также из-за Рейна… Ланнуа, вице-король Неаполя, заключил союз с княжествами полуострова, напуганными возможностью возвращения французов. Против нас выступают покинувшие нас венецианцы, флорентийцы, ломбардцы, генуэзцы, а также жители Сиены и Лукки… Против нас граф Фюрстенберг с десятью – двенадцатью тысячами германцев. Он заключил союз с Карлом V… Но, что самое серьезное – английские войска могут, похоже, высадиться на севере Франции…
– Король слишком доверчив. Я была уверена, что толстый Генрих вел двойную игру… А он тоже присоединился к Карлу V? – прошептала Зефирина.
– Если это так, Зефи, то для Франциска речь будет идти не о простой кампании за возвращение герцогства Миланского, ему придется противостоять…
– Целой коалиции! – закончила Зефирина.
Она вдруг испугалась войны, испугалась будущего, испугалась туч, которые собирались над королевством.
Словно угадав мысли Зефирины, Гаэтан внезапно бросил:
– Любопытно, моя дорогая, на дороге в Авиньон, около таверны «Три экю», когда я мчался в Париж, я встретил едущую в противоположном направлении карету. Клянусь, я узнал вашу мачеху!
– Донья Гермина… на пути в Италию!
Зефирина побледнела. Изгнав «эту Сан-Сальвадор», не совершила ли она самую худшую из ошибок?
– Маркиза видела вас, Гаэтан? – внезапно спросила Зефирина.
– Нет… в конце концов я не думаю… Донья Гермина была очень занята… но я не знаю, должен ли я посвящать вас в это… – Гаэтан колебался.
Придя в состояние крайнего нетерпения, Зефирина забросала его вопросами.
– Ну говорите же скорей, Гаэтан! Что делала моя мачеха? Говорите, ради Бога…
– Ну так вот… Вообще-то, может быть, это и не имеет никакого значения… Маркиза де Багатель высунулась в окошко своей кареты… Она давала приказания своему карлику Каролюсу и служанке… Вы ее знаете, Зефи… Той несчастной немой, с лицом, обезображенным шрамами… Донья Гермина отдала им красный платок с четырьмя завязанными на концах узелками со словами: «Поезжайте быстро оба… со мной останется один Византиец. Ступайте и найдите того, о ком вы знаете, и отдайте ему этот знак. Ему известно, что это означает… Затем возвращайтесь, найдете меня в аббатстве Сен-Сакреман в Салон-де-Провансе.
– И что же?
– Так вот, это все… Карлик и немая уселись на ослов… В тот момент, когда они уже собирались уезжать по дороге на Фонтенбло, маркиза сказала своей служанке: «И помни, Бертиль, что…» Но я не слышал продолжения этой фразы…
– Бертиль! – воскликнула Зефирина, – вы уверены, что донья Гермина назвала немую Бертиль, а не Беатрисой?
– Уверен, Зефи… Но разве это так уж важно? Бертиль – это было имя служанки, которая, после того как она украла медальон несчастной Коризанды, как говорили, была съедена волками…
Круг сужался вокруг доньи Гермины.
Зефирина догадывалась о том, что союз немой (которая умела говорить) с ее мачехой не случаен. Была ли донья Гермина замешана в скоропостижной смерти Коризанды? Зефирина все более и более склонялась к этой мысли.
С другой стороны, была ли Гермина де Сан-Сальвадор и Генриетта де Сен-Савен одним и тем же лицом?
Зефирина глубоко вздохнула. Она догадывалась о том, что непреклонная судьба опять сыграла с ней шутку на свой лад. Она не могла ничего больше сделать, наверстать упущенное, ничего не могла остановить.
К тому же все вообще было плохо! Бастьен, маленький спутник ее детства, так и не вернулся в замок. Зефирина после его исчезновения ощущала большую пустоту и ужасное чувство вины. К счастью для юного серва, когда маркиз де Багатель объявил о его розыске, было уже поздно. Бастьен, должно быть, был уже далеко.
Зефирина тряхнула своей огненной головой. Как и саламандра Франциска I, она была игрушкой в руках рока, который привел свои рычаги в действие. С сердцем, сжавшимся от зловещего предчувствия, она уронила голову на плечо Гаэтана.
Пела птичка, сидя на ветке серебристого бука. Летний теплый вечер разливался по земле. Легкий душистый ветерок долетал с Луары.
Гаэтан держал Зефирину за руку. С необычайной нежностью он перецеловал все ее тонкие пальчики. Рядом с Гаэтаном Зефирине становилось лучше, спокойнее, безмятежнее. Она ласково погладила кудрявую голову юноши. Он выпрямился и едва прикоснулся, словно бабочка, к ее глазам губами.
– Моя душенька, я хотел бы утонуть в этих озерах… Почему ваши глаза такие зеленые?
– Потому что я люблю вас, Гаэтан… Я люблю вас, – прошептала, вздрогнув, Зефирина.
– Сердце мое… Моя божественная… Зефирина…
Они долго пребывали в объятиях друг друга, целомудренные, молчаливые.
Была уже глубокая ночь, когда они потихоньку вернулись к замку. В то же мгновение темное, почти красное облако закрыло серебристый диск луны.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЛЕОПАРД
ГЛАВА XXIV
ВЕЛИКИЙ РАЗГРОМ
Новость настигла Зефирину, когда колокол звонил к вечерней молитве. Крестьяне бежали по покрытым инеем полям.
– Беда… Беда в королевстве!
Мало-помалу, от прихода к приходу нежный звон, призывавший к вечерне, сменился набатом.
Зефирина, гоня коня тройным галопом, вернулась в Поссонньер. Не дожидаясь помощи лакея, она спрыгнула с Красавчика и побежала в парадный зал замка.
Госпожа де Ронсар рыдала в объятиях своих дочерей.
– Погибло… Все погибло… король предан… в плену… самый большой разгром… – смогла произнести госпожа де Ронсар, прежде чем упала в обморок.
Зефирина совершенно не запомнила последовавших за этим известием дней. Как и вся Франция, она жила в состоянии отупения, подавленности, погруженная в оцепенение. Никто не мог поверить ни в поражение, ни в предательство коннетабля де Бурбона. Несмотря на то, что Зефирина знала больше, чем другие, она так же, как ее друзья, утверждала, что сведения ложные. Однако ей пришлось признать очевидность трагической реальности. Каждый час пребывали гонцы и рассказывали подробности драмы. Самое кровавое поражение в истории Франции со времен Айзенкура обрушилось на страну. Двадцать тысяч человек погибли в течение нескольких часов в Павии. Это произошло 24 февраля 1525 года. Те, кто не погиб, попали в плен или пропали без вести. Весь цвет французского рыцарства был побежден коалицией, собранной императором. Не было ни одного замка, ни одного городка, ни одного прихода, которого не коснулась бы эта беда. Становились известны имена погибших: Луи де Ронсар, отец маленького Пьера, отважный Ла Тремуй, граф де Сен-Поль, паж Эрнест де Ла Френей, адмирал де Бонниве, учтивый Ла Палис… Погибли все эти славные дворяне, победители в битве при Мариньяно… Погибла прекрасная молодость! Погибли герои!
