Михаил Попов - Темные воды Тибра
Митридат был белым от гнева, подчиненные почернели от ужаса.
Подлые родосцы сверх того, что уже натворили, совершили еще и небольшой налет на пару отдельно стоявших судов, представлявших собою плавучие госпитали. Догадавшись, с чем имеют дело, они потопили их. Не тащить же такую добычу в свою гавань.
Царь поклялся отомстить.
Не за своих раненых, в те времена выходка, проделанная родосцами, не считалась чем-то из ряда вон выходящим. Они же не специально напали на раненых, а только избавились от того, что обнаружили случайно, от того, что могло быть им обузой. Кстати, слова «совесть» в те годы еще не существовало в греческом языке. Впрочем, множество бессовестных поступков совершалось и в те времена, когда слово «совесть» было давно и всем известно.
Здесь был вопрос «чести».
Островитяне бросили вызов Правителю Востока, и для него было делом чести поставить их на место, то есть на колени.
Неблагодарные эллины. Разве не он проявлял чудеса великодушия во время этой войны. Он отпускал домой взятых в плен воинов, так было, например, в Вифинии, и даже снабжал их продовольствием на дорогу.
Он восстановил храмы в двадцати городах.
Он предоставил сто талантов городу Апамее, чтобы горожане могли восстановить его после землетрясения.
Но, оказывается, проявлять мягкость – это значит, в представлении эллинов, проявлять слабость.
Больше он не повторит эту ошибку.
Фарнак, после очередной вылазки разведчиков, подтвердил, что с суши до города добраться трудно, а осадные механизмы дотащить и вообще невозможно. Всерьез рассчитывать на этот путь решения проблемы нельзя.
С расстояния в тысячу локтей стены эти не выглядели непреодолимыми.
Штурм крепости с моря!
Митридату, любившему во всем блеск и помпезность, сама эта идея казалась очень красивой.
Греки задохнутся от восторга.
Римляне призадумаются.
Стоит ли воевать с человеком, не знающим неудач и одерживающим подобные победы.
Митридат смотрел не отрываясь целыми часами в сторону родосских стен, как бы гипнотизируя их. Это хоть и огромная, но единственная преграда.
Жаль, что не было рядом Ариарата. Митридат особенно любил своего среднего сына, за сообразительность, как часто его советы при осаде городов помогали преодолеть самые неприступные укрепления. Ариарат со своей армией овладевает Фракией, помогая царю Софиму выбивать оттуда Гая Сентия и Квинта Бруттия.
Собранные на совет ученые мужи сошлись на том, что родосские укрепления можно преодолеть только одним способом: надо построить большой самбук – лестницу на двух плавучих платформах. Если на море не будет сильного волнения, платформы смогут подойти вплотную к стенам в том месте, где они ниже всего, и тогда воины, прикрываемые лучниками с остальных кораблей, поднимутся на стену и овладеют ею.
Митридат приказал, чтобы ему построили макет предстоящей операции, он слышал, что Александр, когда осаждал находящийся на острове финикийский Тир, так же начал атаку с изучения макета.
Долго смотрел царь на изготовленную руками плотников игрушку размером с колесницу. Долго слушал объяснения тех, кто особенно ратовал именно за такой способ решения родосской проблемы. Главным был сиракузянин Эпидевк, его родные погибли от рук римских солдат в позапрошлом году. Это давало гарантию того, что он будет стараться.
Но достаточно ли только чувства мести для изготовления сложного инженерного сооружения? Эту мысль царь отогнал.
– Идите и делайте, – сказал он, – и горе вам, если через три дня я не буду пировать на Родосе.
Макет произвел на царя должное впечатление, но, проведя в постели бессонную ночь, он все же, чтобы подстраховаться, приказал Фарнаку взять три тысячи понтийских пехотинцев и высадиться южнее городской цитадели. Тем более что лазутчики доносили: горожане в том месте сами срыли все постройки, примыкающие к городским укреплениям, это было прямое указание: там самое уязвимое место.
Высаживалась пехота ночью, и ей велено было затаиться до следующего вечера, когда будет подведен к стенам самбук. Биться лучше обеими руками, даже если кажется, что для победы достаточно и одной.
Для пущего эффекта решено было напасть во второй половине дня, когда солнце будет садиться и слепить защитников.
И вот день штурма настал. Море, словно угадывая желание Повелителя Востока, разгладилось. Митридат, неся на плечах свою неизменную медвежью шкуру, держа руку на рукояти кривого короткого меча, торчащего за широченным поясом, прошел по палубе своего флагмана к креслу и сел в него.
Это было сигналом к началу штурма.
Капитан пятипалубного гиганта, на носу которого устроился гигантский царь, взмахнул своим жезлом. Сразу на всех палубах заголосили палубные старшины, три сотни весел медленно, как бы в некотором недоумении поднялись, а потом разом рухнули в воду, подняв стены брызг.
По всему огромному флоту прошла судорога, доносились крики, сверкали в лучах уже предзакатного солнца поднятые веслами брызги, в ужасе разлетались в стороны перепуганные чайки. Это было слишком для птичьего разумения – целый архипелаг вдруг ожил и начал сдвигаться с места.
А во главе всего этого плавучего, работающего тысячами весел строя, двигалось сооружение невообразимого размера и не вполне постижимого устройства. Два плота, составленных каждый из пары больших двухпалубных судов, были связаны канатами через вершины мачт, такие же канаты пролегали от носа к носу и от кормы к корме. Работали плоты только правыми сторонами своих весельных групп. Посреди них, в параллельном уровню моря положении, находилась громадная лестница, по которой могли подниматься сразу шестеро пехотинцев в ряд. В ее верхней части была устроена сплетенная из ивовых прутьев корзина, в нее, перед самым моментом поднятия лестницы, должны были запрыгнуть десять лучников. Лестница, с помощью канатов, переброшенных через перекладины у вершин мачт, по команде бородатого и полуголого Эпидевка, начала подниматься. И довольно быстро, что было немудрено – за канаты на палубе каждого плота тянуло человек по сорок.
Сооружение медленно, но неуклонно приближалось к стене родосской крепости.
Солнце уже не освещало эту часть морской поверхности.
Родосцы наблюдали за начинающимся представлением, не предпринимая никаких ответных действий.
– Почему они не стреляют? – спросил царь. Ближе всех из стоявших рядом с царским креслом оказался Орбий. Он промолчал. Митридат поморщился, он вспомнил, что Орбий был одним из тех, кто выражал осторожное сомнение в успешности предстоящего предприятия.
