Александр Лукин - "Тихая" Одесса
полк». — А вслед за тем мы захватим Одессу изнутри…
— Э-э, добродию! — перебил его Нечипоренко. — Что ж получается? Сталоть, первый удар все ж таки по нас? Где ж тут одновременность?
— Да поймите вы, дорогой, — терпеливо, как некогда увещевал Поросенко, стал доказывать Шаворский, — все действительно начнут одновременно: вы — на Тираспольщине, Заболотный — на Балтщине, Палий — на Ольгопольщине и так далее. Силы красных рассредоточатся по всей губернии, и вот тогда мы выступим здесь, в Одессе. Понимаете: удар по всему фронту и — взрыв в большевистском тылу! Этот план на сто процентов гарантирует успех…
В обработку Нечипоренко подключились Дяглов и Сиевич. В конце концов он махнул рукой: — А… мабуть, и верно так лучше! Он был уступчив, не в пример Поросенко. Довольный Шаворский заговорил, как о решенном деле:
— Теперь установим сроки. Атаманы соберутся двадцать первого. Долго мы их не задержим, после совещания им потребуется двое суток, чтобы возвратиться к своим отрядам. Еще пара дней уйдет на подготовку… Какое это будет число? Двадцать пятое? Итак, договариваемся окончательно: двадцать пятое — день всеобщего восстания!
Дяглов разлил в стаканы спиртное. Сиевич сказал:
— Пусть этот день будет счастливым для России!
Алексею тоже налили. Он выпил, рассудив, что тост, в сущности, неплохой: вопрос — как его понимать…
Предыдущий разговор он слышал урывками. Приходилось, изображая начальника охраны, то и дело проверять посты.
Закусив куском сала, он в очередной раз отправился на улицу. Уже за дверью услышал, как Нечипоренко сказал:
— Ну хорошо, панове. А как там мой дружок поживает, Лежин?
Незнакомая фамилия заставила Алексея остановиться.
— Живет не тужит, — ответил Шаворский. — Лежин молодец! Незаменимый для нас человек!
«Еще один незаменимый?» — подумал Алексей. Он напряг слух.
— Без него нам бы туго пришлось, — говорил Шаворский.
Нечипоренко захохотал:
— Хлопец правильный! Сосед мой, полтавский… Батько его большие угодья имел за Полтавой, дом с колоннами — дворец! Хиитер: капитал еще в шестнадцатом году перевел не то во Францию, не то в Голландию. Чуял, видно, чем пахнет! И сыны в него удались! Старший-то при самом бароне Врангеле — адъютант, а этот здесь, уехать не схотел… Повидать его никак нельзя?
— Опасно, Степан Анисимович. Риск слишком велик. Встречаемся только в меру крайней необходимости.
— Ну, бог с ним! При случае — поклон от меня и вот это: нз память…
За дверью заговорили все сразу. Потом выделился голос Шаворского:
— …Завтра же. Вы когда думаете ехать?
— Да вот закончим — и поеду.
— Отсюда прямо в Бендеры?
— Туда.
— А кто с отрядом?
— Есаул Цигальков, казак. Да вы его знаете…
Алексей тихонько вышел из дому. «Лежин, — думал он. — Лежин… Уж не этот ли в чека?..»
В КАТАКОМБАХ
После совещания Нечипоренко пожелал своими глазами посмотреть «убежденных противников большевизма», о которых говорил Шаворский.
— Под землю придется лезть, — переглянувшись с «хозяином», заметил Дяглов.
— И полезем, если надо.
— Не слишком-то там привлекательно, Степан Анисимович.
— Ото и увидим! — упрямо сказал Нечипоренко.
Спорить не приходилось.
— Я с ними схожу, — сказал Алексей Шаворскому, — Дорогу хоть узнаю на всякий случай.
Шаворский не возражал.
Бандитам, охранявшим дом, Дяглов велел идти первыми:
— Скажите там, что я не один. Чтоб не стреляли…
Прощание было трогательным. Сиевич и Нечипоренко долго трясли друг другу руки. Шаворский трижды облобызался с атаманом. Пришел батюшка с супругой, благословил в дорогу. Глядя на эту сцену, никто бы не поверил, что еще сегодня утром, сомневаясь в приезде Нечипоренко, Шаворский последними словами крыл огулом всех «щирых».
— Ну, можно идти, — сказал Дяглов.
Нечипоренко надвинул на лысину свой синий картуз, кивнул галичанину, и они отправились.
В селе было темно и тихо, даже собаки не лаяли. Окна хатенок наглухо заложены ставнями. За последними хатами начиналась обширная ковыльная пустошь. Здесь немного посветлело: в небе висел месяц, резал вогнутым краем тонкие волокнистые облака.
Дяглов свернул с дороги на боковую тропку.
Они долго кружили в косматой поросли репейника среди каких-то бугров и наконец пришли. Алексей разглядел впереди большое неровное пятно, похожее на растекшуюся лужу черной воды, На краю пятна кто-то стоял.
Их окликнули:
— Кто идет? — И из темноты придвинулись трое с винтовками.
— Тула, — сказал Дяглов. — Отзыв?
— Тесак. Это вы, господин полковник?
— Я. Огонь у вас есть?
Ему передали фонарь, помогли зажечь. Свет выхватил из мрака желтые глыбы ракушечника и широкую обрывистую впадину каменного карьера. Черное пятно оказалось старой заброшенной каменоломней,
— Сюда, здесь лестница, — позвал Дяглов.
Они спустились под землю, нащупывая ногами крутые сбитые ступени: впереди Дяглов, за ним Нечипоренко и Алексей, последним, подобрав рясу, шел галичанин.
В глубине карьера зияло широкое круглое отверстие: тоннель…
Если не считать пещеры на морском берегу, где однажды Алексей побывал с Микошей, ему еще не доводилось спускаться в настоящие катакомбы, в те самые катакомбы, которые называли одесской преисподней. Теперь он мог воочию убедиться в справедливости этого названия.
Едва они вошли в тоннель, стало трудно дышать: воздух был спертый, пропитанный гнилым тошнотворным запахом подземелья. Этот неживой, могильный запах ударил в нос у самого входа, и, чем дальше они продвигались, тем он становился заметней и резче.
Вскоре они увидели первую пещеру. Здесь было нечто вроде форпоста. С низкого потолка свисала шахтерская лампа, стоял станковый пулемет без бронещитка, и пять или шесть человек в шинелях сидели на земле, прислонив винтовки к стенам. Один из них, бородатый, похожий на цыгана, с унтерофицерскими лычками на мятых погонах, поднялся и козырнул Дяглову.
За пещерой тоннель круто заворачивал влево и разветвлялся. Начались жилые помещения.
Надо прямо сказать, на жилье это не было похоже. В тесных пещерах было душно, смрадно, сырость прохватывала до костей. Даже примерно, на глаз, невозможно было определить, сколько здесь людей. В скудном, пятнами, свете коптилок шевелилось месиво из голов, всклокоченных бород, босых ног, зеленых, как плесень, лиц…
Самая распоследняя контра собралась здесь: вешатели, каратели, отпетые душегубы. Земля их отвергла. Подземные норы — это все, что осталось им от просторной России.
