Ксавье Монтепен - Искатель приключений
– Маркиз… маркиз…
Режинальд закрыл рукой рот Рауля и сказал:
– Берегись, милое дитя, не говори пока… пусть кровь перестанет волноваться… пусть спокойствие возвратится к тебе…
Несмотря на кроткое увещание старика, Рауль быстро вскочил, покачал своей очаровательной головкой и отвечал:
– О! Я спокоен, маркиз, я не страдаю и никогда не чувствовал себя крепче и здоровее. Посмотрите…
Говоря это, он выпрямил свой стройный и тонкий стан и расправил грудь, еще запятнанную красными каплями.
– Посмотри, – сказал Режинальд, – кровь еще течет из твоей раны.
– Пустяки, – отвечал мальчик, – это царапина!.. Если я пойду на войну, маркиз, и получу меткую пуля или добрый удар шпагой, так ли еще потечет кровь!.. Притом кровь жидка, стало быть она создана для того, чтобы течь.
Маркиз не мог не улыбнуться живости Рауля и его мужеству. Он устремил долгий и проницательный взор на того, кто говорил таким образом, и был поражен, еще более, чем прежде, истинно аристократической наружностью маленького крестьянина, грубая одежда которого не могла скрыть его благородной и непринужденной осанки. Он любовался огненным взором Рауля, грациозными очертаниями его лица, гордостью походки, изяществом движений, потом прошептал:
– Это ребенок необыкновенный!
XLV. Роже Риго
Рауль выдержал продолжительный осмотр маркиза с легкой непринужденностью, в которой, однако, не было ничего слишком смелого и бесстыдного. Маркиз положил на голову ребенка свою бледную, худую руку, и сказал:
– Знаешь ли, что Господь свел тебя со мною затем, чтобы спасти мне жизнь?
– Господь все делает хорошо, – отвечал Рауль.
– Как могла прийти тебе в голову мысль остановить бешеную лошадь? Ты так слаб, ты еще дитя. Знаешь ли, что твой поступок был безумен…
– Маркиз, – сказал мальчик, – я видел, что вы не можете справиться с вашей лошадью, что поводья оборвались и что вы погибли, если вам не помочь. Я нисколько не рассуждал о том, что делал, и хотя вы называете мой поступок безумным, но, как видно, он вовсе не таков, если мне удалось помочь вам.
Маркиз изумился удивительному хладнокровию и непритворной скромности мальчика.
– Ты храбр! – вскричал он наконец, – храбр, как старый солдат!
– Не знаю, – возразил Рауль.
– Как? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.
Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.
– Дитя мое, – сказал он, – ты здешний?
– Разве вы никогда меня не видали, маркиз? – спросил Рауль с удивленным видом.
– Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…
– Я местный.
– Как тебя зовут?
– Рауль.
– Как зовут твоего отца?
– Роже Риго.
Маркиз нахмурил брови.
– Отставной гвардейский солдат?
– Да, маркиз.
– Беден он, не так ли?
– Очень беден.
– И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, – прибавил маркиз.
– Ваши сторожа солгали! – с гордостью вскричал Рауль.
«О чем я говорю с этим ребенком? – подумал маркиз. – Сын не может и не должен обвинять отца!»
Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:
– У отца твоего много детей?
– Нет, я один.
– Твой отец тебя любит?
– Не думаю.
– Стало быть, он дурно обращается с тобой?
– Иногда.
– К чему он тебя приучает?
– Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.
– Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?
– О! да!.. Но это невозможно!
– Думал ли ты когда-нибудь о будущем?
– А что такое будущее, маркиз?
– Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.
– Да, я часто об этом думал.
– Что же ты намерен делать, когда наступит это время?
– Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.
– Разве ты хочешь иметь деньги?..
– Очень хочу.
– Зачем?
– Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.
Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:
– Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…
– Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…
– Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.
– Я боялся, чтобы он не прибил меня.
– Что же ты сделал?
– Ничего.
– Однако же гнев твоего отца против тебя должен был иметь какую-нибудь причину, я полагаю…
– Никакой. У него не было денег, но ведь я в этом не виноват… а когда у него нет денег, он всегда бьет меня. Должно быть это его утешает.
– Бедное дитя! – прошептал маркиз.
– Итак, – спросил Рауль, – мне сегодня нечего бояться?
– Нечего, – отвечал Режинальд, – и сегодня и никогда!
– Если так, – весело вскричал ребенок, – я охотно пойду с вами.
Рауль сделал несколько шагов за маркизом, который подходил к своей лошади; но вдруг его румяные щеки побледнели, кровь потекла из раны, ноги подогнулись и он упал на траву. Испуганный этим неожиданным припадком, маркиз снова принялся ухаживать за Раулем, который почти тотчас же пришел в себя и встал, говоря:
– Ну вот все и кончилось…
– Хорошо, – вскричал маркиз, – но все-таки я вижу, что ты не в состоянии дойти до дому пешком.
– Ах, нет! Я дойду как нельзя лучше… – отвечал Рауль.
– Я не позволю…
– Если вам не угодно, я останусь здесь…
– Нет…
– Но ведь вы сами сказали, что не хотите, чтобы я шел…
– Ну да… я возьму тебя к себе на лошадь. Ты не будешь бояться ехать таким образом?
– Бояться! – повторил Рауль с насмешкой. – Я сам умею ездить верхом!
– Право? – сказал маркиз шепотом несколько недоверчивым.
Этот тон задел за живое непомерное самолюбие ребенка, силы которого на время возвратились. Он подбежал к лошади, которая присмирела от жестокого урока, полученного ею, и спокойно жевала траву, которую мундштук не позволял ей проглотить. Рауль вскочил на седло, подобрал оборванные поводья, ударил лошадь по боку и пустился в галоп, заставив ее перепрыгнуть через ствол упавшего дерева. Маркиз смотрел на это с возрастающим изумлением и шептал про себя:
«Я не ошибся, это ребенок необыкновенный!.. Как жаль, что он не мой сын!..»