Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)
– Нет. О де Невиле. Этот болван надеялся ''отсидеться'' в Алжире, чтобы все забыли о его проделках. О его похождениях, которые могли весьма плачевно закончиться. Зря надеялся. Отсидеться ему не удастся. Там будет целая Троянская война, верно, старина?
– Верно. Никак и вы собирались ''отсиживаться'' за компанию с де Невилем, чтобы Двор забыл о ваших выходках?
– Может быть. Сам не знаю.
– Что ж вы раньше не сказали, что собираетесь "отсиживаться" в Джиджелли? Мы бы так не переживали!
– А я и сам не знаю, чего хочу, понимаешь ты это? Иногда мне хочется забраться в какую-нибудь нору подальше, как раненое животное уходит в дебри зализывать раны.
– У вас, – заметил Гримо, – Была прекрасная возможность отсидеться в вашем имении, кой черт вас понес на эту войну?
– В имении? Не очень-то там отсидишься! В имении жизнь цивилизованная, вы все шныряете с умильными лицами, к обеду появляешься в приличном виде. Здесь будет дикая жизнь и дикие приключения!
– Эх! – пробормотал старик,- Что же вы нам головы морочили? Стоило вам раньше сказать, что желаете приключений! А мы все очень боялись, что вы, как когда-то молодой Д'Артаньян после гибели Констанции Бонасье, решите лезть под пули арабов, как гасконец под пули гугенотов.
– Разве я это говорил? – удивился Рауль.
– Да, – сказал Гримо, – А вы что, не помните?
– Тогда ''болван'' относится ко мне! А что, Д'Артаньян… правда?
– Да. И не раз ваш отец спасал ему жизнь.
– О Господи! Чтобы Д'Артаньян… невероятно!
– Так у вас нет этого намерения? – подозрительно спросил Гримо.
– Черт возьми! Кто может быть уверен на все сто процентов, что вернется с войны живым? Даже легендарный Ахилл.
– Скажете тоже, Ахилл! Да никто не может сказать о себе такое.
– Я просто реально смотрю на вещи, старина. Но, раз уж на то пошло, поиграем в Троянскую войну, правда, без Елены.
– Как знать, – захохотал Гримо, – Как знать!
– Дорогой, еще раз повторяю, я избавился от своих юношеских иллюзий. Маленькая Луиза не тянет на роль Елены Прекрасной.
– Я не о м-ль де Лавальер, мой господин. А раз уж вы назвали ее прежней…
– Это ты назвал.
– Виноват, ошибся, вы сказали морок, так?
– Так, морок и есть.
– То с королем вам делить нечего. Король будет только рад, если вы в этой Троянской войне завоюете себе Елену.
– Гм! Аиша или Патимат? Не в моем вкусе. Послушай, Гримальди, ты напрасно стараешься сгладить противоречия. Между Людовиком Четырнадцатым и мною уже не заплаканная мордашка королевской возлюбленной.
– Если не она, то кто?
– Один человек. ВОИСТИНУ НЕСЧАСТНЫЙ. Сам Д'Артаньян признал это. А Д'Артаньян слов на ветер не бросает. Жертва королевской немилости. Деспотизма, лучше сказать.
– Вы о себе? Король вас не тронет.
– О нет! Не о себе. Д'Артаньян когда-то очень едко смеялся над моими бедами и, по-моему, никогда всерьез не считал меня несчастным.
– Вы обиделись на него?
– На Д'Артаньяна обижаться невозможно. Тогда мне его слова казались очень обидными, а теперь смешными. Если я на него обижался какое-то время, значит, у меня с головой не все было в порядке.
– Если вы о графе, его король оставил в покое и сейчас с ним наша госпожа.
– Нет. Не о графе.
– Кого же вы имели в виду, господин Рауль?
– Да не могу я сказать тебе это! Я поклялся! Все!
– А наши господа знают этого вашего несчастного человека?
– Да.
– Черт возьми! – Гримо поскреб лысину, – Вы меня озадачили.
– Больше меня ни о чем не спрашивай.
– Я не любопытен, как все бабье племя, и, можно сказать, ненавижу таинственность, ибо от нее только головной боли нашему брату прибавляется, но ваши таинственные недомолвки, ваши загадки…
– Не чеши лысину, Гримо, все равно не разгадаешь. Тебя Люк сравнил с Дон Кихотом, а не с Эдипом.
– Что еще за новая таинственная история, что еще за интрига?
– Но я же сын своих родителей, – сказал Рауль полушутя-полусерьезно, – Таинственность – один из даров, которым феи и эльфы бретонских лесов наградили Малыша Шевретты при рождении.
На эту шутку Гримо ответил жалобным вздохом. Старик вовсе не считал таинственность волшебным даром фей и эльфов бретонских лесов.
16. ВНИМАНИЕ!
Синие волны Средиземного моря плескались о берег. На утесе среди скал сидел молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати в дорожной одежде, в ботфортах и обмахивался широкополой шляпой с красными перьями – была середина дня, начало мая, и, разумеется, было жарко. Он потянулся, тряхнул головой, и, делая вид, что любуется прекрасным пейзажем окрестностей Тулона, взглянул на путешественника, бродящего в задумчивости по берегу.
Путешественник, одетый, как и "скалолаз", по-дорожному, но более богато и элегантно, был значительно старше наблюдавшего за ним молодого человека. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя издали он казался моложе. Путешественник то и дело поглядывал на скалу, где сидел юноша. Молодой человек принял живописную позу: оперся на левую руку, полусогнул правую ногу и положил руку на колено. В правой руке он держал свою шляпу таким образом, что длинные красные перья свешивались со скалы.
Впрочем, юноша сидел на скале минуты две-три, не больше. Заметив путешественника, он, как белка на дерево, взобрался на утес и обосновался там. "Искупаться бы сейчас", – пробормотал молодой человек по-испански. Поймав взгляд путешественника, сделал приветственный жест своей шляпой. Тот издалека кивнул ему, скорее машинально, чем сознательно, в силу привычки отвечая на приветствие молодого человека – тот был ему незнаком.
Этот еле заметный сигнал придал юноше уверенности в себе, и он сразу вскочил на ноги: ''Искупаться! Сантьяго! Жребий брошен! Levantate y vamonos!''*
…. *Levantate y vamonos! – Вставай и пойдем! /исп./ – Слова Санчо Пансы.
….
Решив это, он отряхнулся, подхватил лежащий подле него черный плащ с белым восьмиконечным крестом Мальтийского Ордена, скроенный по требованиям военной моды XVII века – по фасону синих плащей французских мушкетеров. Он надел плащ, подхватил свою шляпу, подошел к самому краю утеса, и, держась правой рукой за выступ, спрыгнул на песок. Посматривавший на него путешественник слегка вздрогнул, увидев этот рискованный прыжок, но, убедившись, что парнишка цел и невредим, отвернулся и продолжил свою одинокую прогулку.
Молодой человек решительно направился к путешественнику, и, когда тот повернулся к нему лицом, раскланялся со всей испанской церемонностью и почтительностью, так, что перья его широкополой шляпы намокли в воде. Тот ответил ему вежливым поклоном, полным сдержанного достоинства, так, как старший приветствует младшего. Юноша улыбнулся. Путешественник смотрел на него внимательно и доброжелательно, но без улыбки.
