Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)
– Читай, читай. Я только спросил. Но Гримо тупо смотрел в книгу, по десять раз перечитывая одну и ту же строку. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский даже не успел начать свой первый поход.
– Господин виконт! – на этот раз позвал Гримо.
– Ну, что тебе? – отозвался Рауль, увлеченный чтением "Записок".
– Отвлекитесь на минутку, – попросил Гримо.
Рауль неохотно отложил рукопись.
– Вот это да! – сказал он восхищенно, – Теперь я понимаю, почему прежнее поколение так иронически относится к нам, "современным молодым людям". Черт возьми, Гримо, обидно признать, что мы с нашими романами, дуэльками, интрижками в подметки не годимся нашим родителям. Вот время было!
– Не прибедняйтесь, господин виконт. Надеюсь, вы все-таки превосходите своих ровесников во многом.
– В глупейшей навивной доверчивости, бесспорно, – проворчал Рауль.
– Да перестаньте! Вы знаете о своем превосходстве, и все они чувствуют это ваше превосходство. И ваши новые друзья это чувствуют. Вы, может, и не замечаете, но мне-то со стороны виднее.
– О-ля-ля, Гримальди! Ты, правда, так думаешь, или взялся утешать Малыша Шевретты?
– Вот-те крест! – перекрестился Гримо.
– Но я же сын Атоса! Разве я могу вести себя так, как бедняжка де Сент-Эньян!
– Вы сказали ''бедняжка''? – усмехнулся Гримо.
– Ну да, бедняжка и есть. Нагнали мы с Портосом страху на этого певца пастушек и фонтанов. Вот кто – мальчик из Фонтенбло, а не мы, правда? А то у меня впечатление, что капитан…
Гримо махнул рукой.
– Не берите в голову. Вы еще себя покажете.
– А согласись, во времена Людовика XIII дуэль состоялась бы.
– Еще бы! Покойный король сам науськивал своих мушкетеров. А они были в юности весьма безбашенными ребятами.
– Тогда мне положено быть безбашенным вдвойне, – сказал Рауль, перелистывая рукопись, – Матушка, чьи записки я сейчас дочитываю, дама настолько же прелестная, настолько же и безбашенная.
– При Людовике Тринадцатом это называли сумасбродством. Но Людовик Четырнадцатый – убежденный противник дуэлей, разве вы этого не понимали?
– Понимал, конечно. Потому и вызвал фаворита. А сейчас бы я знаешь, что сказал бы им – королю и Сент-Эньяну: ''Я ТОЛЬКО ШУТИЛ''.
– Серьезно? – спросил Гримо с сомнением.
– Вот-те крест! – перекрестился Рауль.
И они расхохотались.
– Кстати, господин де Сент-Эньян тоже сделал для себя кое-какие выводы. Раньше он считал себя неуязвимым. А после вашего вызова он чаще брался за шпагу, чем за перо и подолгу тренировался с лучшим учителем фехтования. Это пошло ему на пользу: физиономия несколько осунулась, сбросил лишний жирок, изнеженный пастушок Аминтас стал более… спортивным, что ли.
– Как ты его назвал?
– Пастушок Аминтас. Только это он сам так себя назвал. Знаете эту байку?
– Знаю, конечно. Тупость невероятная!
– Поэтому он и смог какое-то время противостоять вашему приятелю де Монваллану, когда тот спровоцировал поединок. Я верно назвал фамилию Гугенота?
– Верно. Видишь, мы все-таки не совсем ничтожества.
– Особенно вы, Малыш Шевретты.
– Скажи-ка, Гримо, раз уж ты все про всех знаешь, Гугенот нанес фавориту серьезную рану? Шрам на умильной физиономии Аминтаса останется?
– Вас это очень волнует? Вам жаль фаворита?
– Мне жаль Гугенота.
– Анж де Монваллан прошел школу гасконца и прекрасно владеет шпагой. Он отлично контролировал ситуацию и только слегка царапнул румяную щечку Сент-Эньяна. И следа не останется.
– Слава Богу! А ведь Гугенот хотел только выбить оружие.
– Да господин фаворит должен бы поблагодарить и вас и Гугенота. Дамы считают его теперь более интересным.
– Меня Гугенот беспокоит. Будущее его. Эта история сорвала его… личные планы.
– Вы же понимаете – воспитание гасконца. Он не мог поступить иначе. И де Невиль не мог иначе выразить свою солидарность с Гугенотом.
– А у Д'Артаньяна остался только Жюссак. Остальные – молокососы, там всеми делами рулила эта троица.
– Гасконец натаскает молокососов. И непременно уладит дело с Гугенотом. И теперь, когда наконец-то все встало на свои места, тайны больше нет, живите да радуйтесь. И помните, что вас ждет белая яхта ''Виктория'', прекрасный гнедой конь и все наши, а они вас очень любят. А все эти шашни, интрижки – да бросьте вы о них думать! Будьте выше этого.
– Это все вздор. Морок какой-то. Но я… ухитрился ввязаться в другие интриги, посерьезнее, чем дурацкая история, из-за которой я так стремился заколоть бедняжку Сент-Эньяна. Поверь, это дело нешуточное. Вполне в духе прошлого царствования.
– Что вы еще натворили? – с тревогой спросил Гримо.
Рауль махнул рукой.
– О Господи! – простонал Гримо, – Беда мне с вами. Вас, как дитя малое, без присмотра оставлять нельзя. Скажите же, Христом-Богом вас заклинаю, вместе что-нибудь, да и придумем.
– Читай Сервантеса, – сказал Рауль.
– Предпочитаете скрытничать? – вздохнул Гримо, – Эх, если и здесь замешана какая-нибудь юбка… Я угадал?
Рауль усмехнулся.
– Та, прежняя?
– О нет!
– Новая юбка?
– Не знаю. Нет, скорее всего, нет.
– А что же вы покраснели?
– А что же ты побледнел?
– Господи Боже, все наши беды от проклятого бабьего племени!
– Вот как! А ты только что пел дифирамбы прекрасному полу!
– Я ''пел дифирамбы'', как вы изволили выразиться, нашей госпоже, а это женщина необыкновенная.
– Двойной стандарт, – сказал Рауль.
– Исключение из общего правила, – возразил Гримо, – Ваши приятели уже провозгласили нашу госпожу `'Королевой Страны Нежных Чувств''.
– В самом деле? Хотя королеве далеко до мамы, верно, Гримо? Я не могу судить объективно, но все-таки я высказываю не только свое мнение.
– Комплименты, мой господин, вы умели говорить еще в очень нежном возрасте. Вашей матушке очень польстило сравнение с королевой, которое Шевретта услышала из уст своего вновь обретенного Малыша.
– Но о Стране Нежных Чувств я не говорил,- возразил Малыш Шевретты, – И осталось тайной провинция, подрисованная нами к карте Страны Нежных Чувств.
– Какая такая провинция? – удивился Гримо.
– О, мы там просто издевались над Скюдери и ''нежными чувствами'' его напыщенных персонажей! Сейчас и не припомню… Улица Рогатых Мужей… Монастырь Кающихся Распутниц… Кабак Классных Телок и прочие объекты.
– Вот чертенята! – проворчал Гримо.
– Болван, – вдруг сказал Рауль.
– Кто – я? – обиделся Гримо.
– Не ты. Ты, Гримо, ума палата.
– Спасибо на добром слове, господин Рауль, но позвольте-таки полюбопытствовать, кто же болван? Или вы о себе?
