Мартин Стивен - Крайняя мера
— Представьте себе страну, — сказал Сесил, поднимаясь с места, — очень и очень неспокойную страну.
Он почти перешел на шепот и, прихрамывая, направился к портрету, висящему на стене напротив окна. Грэшем никогда не видел Сесила таким и про себя подумал, что, вероятно, каждый шаг причиняет этому человеку страшную боль, которую он привык скрывать от посторонних глаз. Но сейчас главный советник его величества на минуту забылся и стал самим собой. На портрете была изображена прежняя королева Елизавета в молодые годы.
— Так вот, представьте себе страну, — продолжил Сесил, глядя на портрет, — которая глубоко заблуждается, считая себя великой державой. Несчастная страна в окружении могущественных соседей, где постоянная угроза исходит как от внешних, так и от внутренних врагов. И в этой стране нет правителя, достойного преемника, готового взвалить на себя бремя власти. Теперь представим, что такой преемник наконец нашелся. Это опытный правитель, сумевший выжить в гораздо более холодной и не защищенной от бурь стране, правитель, несущий стране надежду мирной и спокойной жизни. Такого правителя нужно охранять и беречь, как бесценное сокровище. И вдруг все начинает рушиться на глазах. В этой воображаемой стране воображаемому правителю досаждают женщины, с которыми он изначально не может найти общего языка, Он предпочитает общество мужчин. И тут же распускаются злобные слухи, что он любит проводить время в компании юношей и мальчиков.
— А при чем здесь Уилл Шедузлл? — Грэшем тоже перешел на шепот.
— Подлец!.. Один из тех мерзавцев, которые веками смазывают колеса власти собственными потом и кровью. А теперь представим, что один из этих отбросов, сам извращенец, злобное создание, делящее ложе с женщинами, мужчинами и мальчиками, вдруг заявляет, что нашел юношу, над которым упомянутый правитель совершил насилие. Он не только нашел этого юношу, но успел с ним переспать и теперь требует денег, чтобы заставить его замолчать.
Сесил снова подошел к столу и тяжело рухнул в кресло, пристально глядя на Грэшема из-под нависших век. Генри мог поклясться, что Сесил говорит искренне и в его глазах горит огонь страсти.
— Министру короля могут угрожать, и он в состоянии оградить себя от нападок и отразить удар, используя в борьбе с врагами свой ум. Но король — совсем другое дело. Ни один человек, будь он последним подонком или знатным дворянином, не смеет бросать вызов королю. Тот, кто посмел угрожать его величеству, не имеет права на жизнь. Здоровье короля — это достояние государства, и все, что ему угрожает, должно быть уничтожено.
— Я никогда не представлял и не представляю угрозы для короля, — тихо сказал Грэшем и на мгновение замолчал. — Его величеству ничего не грозило, даже если бы Уилл успел со мной переговорить, на что у него просто не осталось времени. А вас испугала какая-то записка или тайное письмо, которое Уилл мне написал? И поэтому мой кабинет подвергся обыску?
Сесил ничего не ответил, но оба мужчины понимали, что его молчание равносильно утвердительному ответу.
— Бедняга Уилл… Какая насмешка судьбы! Видите ли, милорд, я отлично знаю всех людей, работающих на меня, и могу поклясться, что Уилл Шедуэлл не умел ни читать, ни писать, а следовательно, не смог бы воспользоваться этими навыками даже ради спасения собственной жизни.
Грэшем встал, не забыв изобразить на лице нестерпимое страдание, и молча вышел из кабинета Сесила, не выполнив ни одной из условностей, предписанных этикетом. Сесил застыл у окна и даже не оглянулся, когда за посетителем закрылась тяжелая дверь.
Грэшем сказал правду. Потрудись Сесил выяснить возможности Уилла, прежде чем подсылать убийц к нему и к Грэшему, ему бы непременно сообщили, что Шедуэлл действительно не умеет ни читать, ни писать. Что касается рассказа Сесила, то он с одинаковым успехом мог быть правдивым или оказаться очередной ложью. Томас Перси был недавно назначен постельничим и лучше других знал, кто заходит к королю в спальню. Возможно, Сесил и вправду считал себя защитником отечества и спасителем нации.
Манион ждал Генри в передней, где толпа жаждавших получить аудиенцию нисколько не поредела.
— Теперь в Альзацию? — спросил с безучастным видом Манион.
— В Альзацию, — подтвердил Грэшем и захромал к выходу, всем своим видом показывая, что страдает от нестерпимой боли, причиной которой являлась привязанная к боку буханка хлеба.
Они благополучно покинули апартаменты Сесила, не забыв убедиться, что за ними нет слежки.
В Альзации не было часов, отсчитывающих время, и сюда не заглядывали констебли или парламентские приставы, чтобы исполнить свои обязанности и вручить судебный приказ или ордер. Вокруг Альзации не возвели ограды, но невидимые границы защищали этот район Лондона от приверженцев государственной власти также надежно, как толстые стены Тауэра хранят Англию от ее противников. Если сравнить Лондон с прекрасным кораблем, то Альзации выпала роль днища, где скапливались смердящие отбросы. Шпионы Грэшема приходили к местам встречи по одному или по двое, тщательно закутавшись в плащи — не потому что боялись холода, а из страха быть узнанными. В Альзации никто не ходил, расправив плечи. Люди крались вдоль убогих домов с нависшими крышами, стараясь оставаться в их тени.
Дом Грэшема на Стрэнде стоял с закрытыми ставнями, а большинство слуг отправили домой, в деревню, чтобы они помогли собрать урожай. В комнатах Грэшема в Грэнвилл-колледже накопился слой пыли, а его место за «высоким столом» пустовало.
Генри обосновался на втором этаже неказистого трехэтажного здания, наружные стены которого были покрыты плесенью. Однако внутри представала совсем иная картина. Прочная новая дверь закрывала проход в комнаты на втором этаже, где полы также настлали заново. Надежные деревянные ставни небрежно заляпали краской, чтобы они казались ветхими и старыми.
— Ты заранее подготовил эти комнаты? — спросила Джейн.
За последнее время девушка похудела, а ее взгляд еще не утратил затравленного выражения, но прежняя сила духа постепенно к ней возвращалась.
— Разумеется, — ответил Грэшем с искренним удивлением. — Ведь я не в первый раз вынужден скрываться.
От приступов тоски его спасали книги, сложенные в углу комнаты. Вторым противоядием от скуки стал вынужденный маскарад. Манион облачился в костюм каменщика, состоявший из толстой кожаной безрукавки с капюшоном, а к поясу прикрепил необходимый инструмент. Грэшем оделся еще скромнее, изображая подмастерье пожилого каменщика. Джейн нарядили в грязную рабочую одежду, и теперь ее с одинаковым успехом могли принять за законную жену, любовницу или даже сестру Генри. В Альзации их отношения никого не интересовали, а на более просторных улицах Лондона у людей не было времени к ним присматриваться.
