Николай Дмитриев - Обязан выжить
Увидев, что Виктор складывает вещи в багажник автомобиля, дядя Викентий начал оглядываться.
— А шофер где же? Он что, ушел?
— Да нет, здесь, — Виктор открыл дверцу. — Садитесь.
Дядя Викентий влез на заднее сиденье, Эля умостилась спереди, а Виктор сел за руль и рассмеялся.
— Ну вот, дядя, шофер на месте!
— Ты что, сам поедешь? А тебе не влетит?
— А от кого? — Виктор запустил двигатель. — Я купил эту машину, она моя.
— Твоя? — изумился дядя Викентий и покрутил головой. — Ну, дела…
Виктор засмеялся, нажал акселератор, и они неторопливо покатили кручеными улицами Старого города. Дядя Викентий восхищенно смотрел во все стороны, замечая каждый завиток на фасадах богато декорированных зданий, которые, как театральные декорации, неспешно сменяли друг друга. Он даже ничего не расспрашивал, а как бы целиком погрузился в тот удивительный мир, который чаще всего раскрывается перед человеком только в детстве.
Движение на улицах было оживленным, потому Виктор все внимание уделял машине, дядя Викентий был в восторге от города, а Эля не решалась сама вести разговор, и получилось так, что до своего переулка они доехали практически молча. Лишь когда «опель» круто свернул с мостовой на въезд возле дома и дядя Викентий увидел аккуратную женщину, вышедшую их встретить, он немного растерянно спросил:
— Мы что, приехали?
— Конечно, приехали. Вот здесь мы и живем.
Виктор заглушил двигатель, открыл дверцы, помог Эле и дяде Викентию выбраться из машины и, только вынув баул из багажника, показал на встретившую их женщину.
— А это наша Стефа, я писал тебе…
— Здраствуйте, Стефа, — поздоровался дядя Викентий и, забрав у племянника баул, отдал прислуге. — Прошу, отнесите на кухню.
Пока Виктор загонял «опель» в гараж, дядя Викентий успел осмотреть дом снаружи, заглянул краем глаза в сад, где стараниями Стефы уже был наведен хоть какой-то порядок, и улыбнулся Эле.
— Ну, хозяюшка, веди…
Эля с готовностью пошла впереди и, когда все вместе они поднялись на второй этаж, распахнула настежь дверь свежеотремонтированной комнаты.
— Вот прошу, ваши апартаменты.
Шедший немного позади Виктор занес чемодан в комнату и, поставив на пол, поинтересовался:
— Ну что, нравится?
— Очень.
Дядя Викентий повернулся к Эле, собираясь и ей что-то сказать, но она опередила его:
— Извините, у нас вся мебель поломана, и я хотела, чтоб вы сами посмотрели…
— Никаких беспокойств, — остановил ее дядя Викентий. — Об этом было в письме, а потому кое-какая меблишка уже едет сюда малой скоростью, и потом, Витенька, разве ты не узнал чемоданчик?
— Как не узнать! Ты у нас теперь такой франт, что я только по чемодану и догадался, — пошутил Виктор.
Не отвечая, дядя Викентий щелкнул замками, откинул кожаную крышку, вытянул вместе с постелью вмонтированную в середину койку-«сороконожку» и сделал почти цирковой жест.
— Прошу! Фирма «Гюнтер»! Все для офицера!
— Ой, чуть не забыл! — Виктор метнулся в коридор и почти сразу вернулся, держа в руках новенький офицерский китель. — Вот, дядя, тебе подарок…
— Мне?
Дядя Викентий вопросительно посмотрел на Элю и, сбросив штатский пиджак, с удовольствием натянул китель, который пришелся ему как нельзя впору.
— Ой, дядя Викентий, — захлопала в ладошки Эля. — Вы прямо как офицер!
— Почему как? — удвился дядя Викентий.
— Ну, как же, а вот… — Эля показала на ордена Виктора.
— Это?
Дядя Викентий заговорщически подмигнул племяннику, наклонился над своим бездонным чемоданом и вытащил из какого-то карманчика полоску приколотых к картонке царских наград. Приложив ее к кителю, он повернулся к Эле и спросил:
— Ну, как?.. Так лучше?
— Ой, как здорово… — начала было Эля и вдруг спохватилась. — Можно, вы тут пока сами, а я побегу к Стефе, а то ж дядя с дороги, проголодался, наверно.
— Ну побеги, милочка, побеги. А мы быстренько…
Дядя Викентий посмотрел вслед девушке долгим, задумчивым взглядом и повернулся к племяннику.
— Ну что ж, Витенька… Кажется, отмолила мать у Бога и для тебя счастья кусочек.
— Она тебе понравилась? — Виктор мгновенно догадался, о чем речь.
— Очень… И смотрит на тебя… Я заметил… Так что не сомневайся, благословляю. Можешь делать предложение, и, поверь мне, тебе здорово повезло.
— Да я сам порой и думать боюсь… Так сразу…
— Ну почему сразу? — вздохнул дядя Викентий. — Война, окопы, а до того нам разве сладко жилось?
— Я помню…
— Ну и хватит об этом. Про то, как на фронте было, поговорим после, а пока я вот что знать хочу… Тут как, тихо?
— Какой там! — Виктор махнул рукой. — Тихо более-менее здесь, в городе, зато в горах, селах — кругом стрельба.
— Ну что ж… Замечательно!
— Что ж тут замечательного? — удивился Виктор.
— Витенька, мальчик ты мой, пойми: этим мы не нужны, только когда стреляют. Значит, пока есть настоящие враги, им не до нас… И все! На этом кончили. Пошли, там вроде как накормить нас собирались…
* * *Вечером, когда дядя Викентий все осмотрел и устроился, в столовой был накрыт праздничный стол. В самом центре его высилась бутылка шампанского, а рядом, как часовые, выстроились коньяк, водка с белой головкой и кагор. Немного в стороне, как символ возврата доброго старого времени, стояла хрустальная розетка, до краев наполненная красной икрой.
Еще раз осмотрев стол и убедившись, что дядя Викентий и Эля уселись рядом, Виктор взял водку, круговым движением сорвал пробку и наполнил рюмки.
— Давайте-ка для начала выпьем.
— Ну что, со счастливым свиданием? — спросил дядя Викентий.
— За вас, дядя, — улыбнулась Эля.
— За вас, детки…
Все молча выпили, и неожиданно дядя Викентий смахнул с уголка глаза неизвестно откуда взявшуюся слезу.
— Витенька… Признаюсь… Не чаял…
— Дядечка, — наклонился к нему племянник. — Да я ж сам до сих пор не могу поверить… — Виктор тряхнул головой и провел над столом рукою. — Ни в это, ни даже в то, что я сам здесь…
— Да, досталось тебе… — вздохнул дядя Викентий.
— А тебе разве нет? — возразил Виктор.
— Ну хватит, хватит! — дядя Викентий сам налил в рюмки. — Предлагаю тост за свободу прекрасной полонянки!
Эля немного смутилась, благодарно глянула на дядю Викентия и собралась было ответить, но Виктор опередил ее и, слегка рисуясь, высказался:
— Правильно, дядя, за мой главный и лучший трофей!
Эля бросила на него недоуменный взгляд, и дядя Викентий, мгновенно уловив бестактность, засуетился:
