Белая роза - Маке Огюст

Генрих VII Тюдор

Но как долго мог позволить себе упорствовать неуступчивый приор? Каждый день он видел, как вокруг монастыря сгущается лес копий и мушкетов. Он предупреждал узника о возрастающей опасности, он вздыхал и наставлял своего подопечного, говоря, что уповать он может только на Бога. Ричард охотно соглашался с приором, понимая, что силы человеческие не беспредельны, а монахи — тоже люди.

Один из двух оставшихся шотландцев умер от ран. Ричард оплакивал его, как брата. Второй шотландец, похоронив своего друга, день и ночь стерег герцога, как истинное сокровище, которое отныне было доверено лишь ему одному. У этого храброго горца начисто пропали сон и аппетит. В конце концов, недоедание и лихорадка подкосили его, он заболел и умер. Но даже во время агонии он конвульсивно хватался рукой за одежду Ричарда, пытаясь охранять его, пока оставались силы. Пальцы покойного так крепко вцепились в одежду принца, что после того, как он испустил последний вздох, Ричарду пришлось отрезать от своего кафтана кусок бархатной полы, который остался в руке верного шотландца. Так он и унес с собой в могилу это свидетельство доблести и преданности.

И вот Ричард остался совсем один. Теперь бояться, бороться и думать ему предстояло в одиночку. Нескончаемыми казались ему ночи, во время которых он слышал, как вблизи окруженной обители звенит оружие в руках озверелых солдат, видел, как колышутся их тени, с презрением слушал их песни, в которых говорилось, что виселица ждет не дождется самозваного Йорка. И еще он день и ночь караулил дверь своей кельи, через которую к нему мог проникнуть менее шумный и более скорый убийца.

Иногда Ричард вспоминал лучшие дни своей жизни, которые уже давно были в прошлом. Вспоминал свой триумфальный приезд, приветствия огромного количества народа, зеленые холмы Ирландии, вспоминал колонны шотландцев, шествующих под голубым небом и ярким солнцем. И тут же он начинал думать о Кэтрин, очаровавшей его фее, которая фактически и увлекла его в эту бездну. Он вспоминал ее милые глаза, свежую улыбку, пьянящий запах. Он всей душой оплакивал утрату Кэтрин, своей возлюбленной и жены. Не только душа, но и разум его оплакивал Кэтрин, и сердце его, хранитель невыразимых наслаждений, кричало от боли. Все лучшее в жизни теперь было так далеко, а дальше всего была Кэтрин, ангел его скорбного пути, внезапно появившийся лишь на миг и так же внезапно покинувший его.

Ричард уже не строил иллюзий. Было ясно, что он пропал. Ревнивый король будет соблюдать правила обители лишь то тех пор, пока не найдет способ проникнуть в монастырь без скандала. Сомневаться уже не приходилось. Здесь, в этой темной келье, удар ножа или петля шелкового шнура прервет его тягостную, но такую желанную жизнь. Ведь Ричард хотел жить, потому что он любил!

В часы одиночества и обострения беспокойства больше всего он страдал от мучавших его сомнений. О чем сейчас думает Кэтрин? Возвратилась ли она к бурной светской жизни, нашла ли утешение, помогающее женщине забыть о печалях, о которых стыдно вспоминать? Допустил ли ее король Яков к своему двору? А, может быть, она вернулась во Фландрию к герцогине?.. О, живя рядом с таким необъяснимым врагом, Кэтрин быстро научится презирать своего супруга! Обуявшая герцогиню непонятная ненависть к нему, возникшая после стольких благодеяний, стала для Ричарда настоящим кошмаром, не покидавшим его усталую голову. Проблема эта была неразрешима и из-за нее Ричард находился на пороге безумия.

Иногда этот молодой отважный мужчина, полный жизненных сил и талантов, внезапно начинал бунтовать против своей участи. Он говорил себе, что жизнь, успех и счастье зависят только от собственной воли, что просто надо сильно хотеть, причем все равно чего — хоть героических подвигов, хоть преступлений, что в безвыходной ситуации надо быть готовым на все, и тогда все получиться. Он начинал мечтать о битвах, убийствах, пожарах, он, словно демон-губитель, расправлял окровавленные крылья и взмывал над стенами Боули, собирал друзей и бился на смерть, до последнего солдата, до смерти таких соратников, как Килдар, павший за Йорков и заслуживший уважение даже своих врагов.

Но потом силы оставляли его, словно все они были растрачены в битвах, он смирялся, опускал голову и начинал молиться.

"А может быть, — думал он, — Бог решил именно меня покарать за все преступления, совершенные моей семьей. Страшная история двух Роз еще не окончена, и завершить ее предстоит мне. Именно история моей жизни, эта таинственная легенда, полная неожиданностей и ужасных событий, завершит нескончаемую серию убийств, насилий, захватов власти, в которых упрекают и Йорков, и Ланкастеров. Люди будут оплакивать мою участь, мою молодость, мою невинность и мою дважды случившуюся трагическую смерть. И эти благоговейные слезы смоют пятна грязи с моей семьи. Для этого необходимо лишь одно: чтобы на этот раз я точно погиб, и чтобы Англия не осталась равнодушна к моей смерти, как это было в тот раз, когда убийцы, посланные моим дядей, Глостером, старались вонзить свои кинжалы в мою белокурую голову, а я пытался слабеющими руками защитить моего старшего брата, короля, убитого у меня на груди!"

Затем несчастный принц обращался к своей матери, которая, не сумев помочь ему на земле, теперь ждала его на Небе. Он просил ее заступничества перед разгневанным им Богом и после этого ощущал утешение, прилив доверия и силы.

Его келья была единственным жилым помещением в этой части монастыря. Приор, стремившийся примирить мирские и церковные власти и утихомирить Йорков и Ланкастеров, относился к Ричарду не как к принцу, а как к высокопоставленному беженцу.

Он приглашал его к своему столу, заставленному самыми изысканными яствами, из тех, что производятся на английской земле, вкуснейшим мясом и ароматными фруктами. Но молодой человек довольствовался хлебом и водой и с неизменным смирением отказывался от всех излишеств, заслужив тем самым уважение монахов и восхищение самого приора. В результате отношение к нему со стороны приора сменилось с враждебного на безразличное, а потом безразличие постепенно перешло в сочувствие этому красивому, доброму и смиренному пленнику. Глядя на него, приор решил, что в случае штурма монастыря или каких-нибудь иных непредвиденных насильственных действий, он предупредит Ричарда, чтобы тот успел с миром вверить свою душу Богу.

Однажды Ричард услышал крики и громкий топот в своем коридоре. Оказалось, что это явился растерянный приор. Он пришел сказать, что ничего страшного не произошло, а как раз наоборот, случилась большая радость, получен добрый знак. Он весь светился, хотя Ричард никак не мог понять причин такого возбуждения и сердечных объятий. Но внезапно в проеме оставшейся открытой двери показалось небесное существо, появился добрый ангел. Это Кэтрин собственной персоной, страдающая и трепещущая, вошла и встала на пороге.

Он с криком бросился к ней, но внезапно остановился. Она поняла причину его сомнений и, раскрыв объятия, бросилась Ричарду на грудь, а он даже зашатался, придавленный грузом свалившегося счастья. Слезы их смешались, сердца сжались одновременно, и каждый из них, ощутив в своей груди рыдания любимого человека, вновь пережил все прежние надежды и минуты отчаяния.

— Да, — сказала Кэтрин, — стремясь воспользоваться очарованием момента встречи, — это я. Я приехала за вами, чтобы увезти вас отсюда.

Он содрогнулся.

— Кто вас послал? — спросил он.

— Король. Я виделась с ним, он милостив, он не желает вашей смерти.

— Вы просили его помиловать меня? — воскликнул Ричард и нахмурил брови.

— Не будьте слишком гордым, мой друг, — ласково, но твердо, сказала молодая женщина. — У вас нет на это ни права, ни времени. Не надо бунтовать, я знаю, о чем говорю. Все вас покинули. У вас больше никого нет в этом мире. Осталась только любовь вашей жены, любовь искренняя, которая не отступит ни перед чем и спасет вас, даже ценой того, что вы ее разлюбите.