Кристиан Жак - Мистерии Осириса: Древо жизни
Генерал Несмонту сам отобрал двадцать кораблей и их команду, но эта экспедиция ему до такой степени не нравилась, что он не удержался и сказал об этом своему повелителю, который его внимательно выслушал.
— Допустим, Великий Царь, что ваш новый союзник Уакха не лицемерит и останется нейтральным. Но это не причина, чтобы забывать о пяти остальных! Во-первых, группа из трех правителей: Хнум-Хотеп, Джехути и Укх. Присутствие в их имени составной части «хотеп» ничего не меняет: они только и думают об увеличении своих войск. К счастью, они так привязаны к собственным семейным привилегиям, что неспособны объединиться. Но если предположить, что эту опасность вы минуете, то вы тут же натолкнетесь на Уп-Уаута, правителя провинции Ассиут. А это настоящий воин, который, не колеблясь, бросится в самую смертельную схватку! Если же, чудом, мы и доберемся до Элефантины, то остается самое худшее — Саренпут, с его сильными вооруженными бандами, в которых полно нубийцев, еще более свирепых, чем соколы. Я надеюсь, что ясно объяснил свою позицию, Великий Царь.
— Яснее некуда, генерал. Готовы ли мои корабли?
— Но Великий Царь...
— В любом существовании возникает момент, когда человек, каким бы ни был его ранг, должен доказать свою истинную сущность. Для меня такой момент наступил сейчас, и каждый это понимает. Или я спасу Египет от голода, или я не достоин им управлять.
— Мой долг предупредить вас, что с военной точки зрения у нас нет никаких шансов, и что эта экспедиция окончится катастрофой.
— Если северный ветер будет нам благоприятствовать и если наши моряки окажутся ловкими, то у нас будет преимущество, которым трудно пренебречь: скорость.
— Я отобрал лучших моряков. А страх смерти придаст им сил и старательности.
Приказ есть приказ, и старый генерал больше не задавал себе вопросов. И под его командованием никто не отступил.
У Медеса расстроилось пищеварение, и не из-за жары или неподходящей пищи, а только из-за страха, что вдруг появятся корабли с враждебно настроенными командами. При одной мысли о том, что его пронзит стрела или разрубит меч, у него начинались дикие спазмы. И успокоить его не мог даже вид Собека-Защитника. Несмотря на всю его компетентность, он вряд ли что-нибудь мог бы реальное противопоставить в случае массированной атаки войск правителей провинций.
Медес совершенно иначе представлял себе свое первое официальное участие в царском путешествии. И, тем не менее, ему следовало сохранять должное выражение лица и ничем не выдать своего критического отношения к этой безумной авантюре, где полностью погибнет все египетское руководство.
— Что-то не так? — с хитроватой улыбкой спросил у него Сехотеп, Хранитель Царской Печати.
— Все, все так, но эта ужасная погода выворачивает мой желудок наизнанку.
— На мой взгляд, буря не замедлит разразиться.
— В этом случае надо бы причалить к берегу. Наши корабли не настолько прочны, чтобы вынести гнев Нила.
— Это точно. Выпейте немного теплого пива и пожуйте черствого хлеба — это успокоит ваши спазмы.
В тот момент, когда флотилия входила в первую опасную зону, небо разорвалось: молнии прорезывали воздух, гром гремел с необыкновенной силой.
На борту царского судна стали готовиться пристать к берегу.
— Продолжаем плавание, — приказал Сесострис.
— Великий Царь, — заметил генерал Несмонту, — это слишком рискованно!
— Это наш наилучший шанс проскочить препятствие. Разве моряки, которых ты отобрал, не самые лучшие?
Медес с изумлением увидел, что головной корабль продолжает оставаться на середине реки и сопротивляется буре; вслед за ним такую же позицию заняли и остальные суда.
Почти теряя сознание, он укрылся в своей каюте, чтобы не видеть кораблекрушения.
В ярости волны били о корпус корабля с такой бешеной силой, что он стонал, мачты сгибались, едва не ломаясь, края бортов были сломаны и унесены ветром. Двое моряков упали в воду, и никто не смог их спасти.
Сесострис лично управлял рулем. Выпрямившись, напрягая всю свою исключительную способность концентрироваться, монарх противостоял гневу Сета.
Когда первый луч света прорезал плотные черные тучи, а Нил стал успокаиваться, царь вернул управление кораблем капитану.
— Желая уничтожить нас, — сказал Сесострис, — Сет нам помог. Пусть принесут ему благодарение.
Монарх разжег на жертвеннике огонь и отдал пламени сделанную из обожженной глины фигурку орикса, пробитого ножом. Это удивительное животное способно в самом сердце пустыни противостоять ужасной изнурительной жаре. Не передаст ли оно и царю немного этой своей способности?
— Мы прошли, — констатировал генерал Несмонту. — Вот трое правителей провинций не смогли нам помешать!
Однако оптимизма хватило предусмотрительному генералу лишь на короткое время.
— А сейчас, — заявил он, — мы в Ассиуте, что означает вступление в бой Уп-Уаута. Нам предстоит ужасное сражение.
Когда флотилия подошла ко второй опасной зоне, спускалась ночь. После нескольких дней беспрерывного плавания люди устали. Никто не осмелился бы плыть в темноте, особенно в это время, когда капризы реки так же опасны, как населяющие ее гиппопотамы.
— Я предлагаю два дня отдохнуть и заодно подготовиться к бою, — предложил Несмонту.
— Мы продолжаем путь, — решил Сесострис.
Старый генерал был смущен.
— Если мы осветим свои корабли нужным числом факелов, воины Ассиута нас легко обнаружат!
— Именно поэтому факелы мы зажигать не будем.
— Но, Великий Царь...
— Я знаю, Несмонту. Но для нас единственное приемлемое решение — это заставить судьбу слушаться.
Стоя на носу головного корабля, Сесострис давал указания относительно скорости движения и его направления. В эту ночь, в пору едва народившегося месяца, задача была особенно трудной. Но фараон не допустил ни одной ошибки, ни одно божество не стало ему мешать, и флотилия проскользнула по спокойной воде незамеченной.
Несмонту испытывал немалую гордость оттого, что служил человеку такой закалки, как Сесострис. Конечно, самое трудное оставалось еще впереди, но гордость за доблесть монарха среди солдат и моряков неизменно возрастала. Чего им страшиться, если ими командует такой командир, который сам участвует в деле?
Тем не менее, вид, который открывался взору путешественников, производил на них ужасное впечатление.
По мере приближения к Элефантине берега стали выглядеть все суше. Почва растрескалась. Люди и животные изнемогали от изнурительной жары, сожженные солнцем растения жаждали паводка. Только ослы продолжали работать, перенося на своих спинах мешки с зерном от одной деревни к другой пока крестьяне завершали молотьбу. Каждый шаг, каждое движение требовали от людей напряженных усилий.
