Бернард Корнуэлл - Еретик
Осмотрев больного, брат Рамон, испанец, который состоял при монастыре лекарем, явился к аббату с докладом.
— У графа лихорадка и избыток желчи, — сообщил целитель.
— Он умрет? — спросил Планшар.
— Только если так будет угодно Богу, — ответил брат Рамон, который всегда отвечал на этот вопрос именно такими словами. — Мы поставим ему пиявки, это отведет дурную кровь, затем попробуем изгнать лихорадку, заставив его пропотеть.
— И ты будешь молиться за него, — напомнил Рамону Планшар.
Потом он вернулся к Мишелю и узнал, что ратники графа отправились за реку, в набег на англичан.
— Встреть их по возвращении, — велел аббат Мишелю, — и скажи им, что их господина хватил удар. Напомни сеньору Жослену, что нужно послать сообщение в Бера.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвался Мишель, похоже, весьма обеспокоенный свалившейся на него ответственностью.
— А чем занимался граф, перед тем как упал в обморок? — осведомился аббат и таким образом узнал о таинственной стене.
— Может быть, мне вернуться и выяснить, что же все-таки находится за этой стеной? — нервно спросил Мишель.
— Предоставь это мне, Мишель, — строго ответил Планшар. — Твое дело служить своему господину и его племяннику. Езжай, найди сеньора Жослена.
Мишель поехал к реке, чтобы перехватить на обратном пути Жослена, а Планшар направился на поиски сервов, которые доставили графа в монастырь. Они стояли у ворот, ожидая вознаграждения, и, завидев Планшара, опустились на колени. Аббат заговорил первым, обратившись к самому старшему:
— Верик, как дела у твоей жены?
— Страдает, ваша милость, мучается.
— Скажи ей, что я молюсь за нее, — искренне заверил старика аббат, после чего возвысил голос, обращаясь ко всем: — Послушайте меня, все вы. Слушайте хорошенько. — Он выдержал паузу и, когда все взоры обратились к нему, строго и повелительно продолжил: — Слушайте, что вам следует сделать. Сейчас, не откладывая, вы вернетесь в замок и снова забросаете эту стену землей. Так, чтобы ее невозможно было увидеть, чтобы никто ее не нашел. Ни в коем случае не копайте дальше! Верик, ты знаешь, кто такие энкантада?
— Конечно, господин, — отозвался Верик, боязливо перекрестившись.
Аббат подался поближе к серву.
— Верик, если вы не забросаете землей эту стену, вас ждет нашествие энкантада. Они изойдут из подземелья, приманят ваших детей пением и танцами и увлекут их за собой прямо в ад. Поэтому идите и забросайте стену землей. А когда это будет сделано, возвращайтесь ко мне за наградой.
В монастырской кружке для подаяний лежало несколько монет, и Планшар решил отдать их сервам.
— Я доверяю тебе, Верик! — заключил он. — Не копайте дальше. Просто забросайте стену землей.
Сервы поспешно отправились исполнять приказание, а аббат, проводив их взглядом, пробормотал короткую молитву, прося Господа простить ему эту маленькую ложь. Разумеется, он вовсе не считал, будто под старой часовней Астарака замурованы демоны, зато понимал, что находка графа должна быть скрыта, а страх перед энкантадами позволял надеяться, что работа будет исполнена как следует. Покончив с этим делом, Планшар вернулся в свою келью. Неожиданное появление в монастыре графа оторвало аббата от чтения письма, доставленного час назад. Письмо прислали из цистерцианской обители в Ломбардии, и теперь Планшар перечитывал его, размышляя, нужно ли сообщить братии его ужасное содержание. Решив, что лучше этого не делать, он преклонил колени в молитве.
Ему подумалось, что он живет в мире зла.
И вот на эту юдоль греха обрушилась кара Господня. Смысл письма был именно таков, и Планшару оставалось только молиться. «Fiat voluntas tua, — повторял он снова и снова. — Да будет воля Твоя».
И весь ужас в том, подумал аббат, что Господня воля вершится.
Первым делом нужно было собрать как можно больше выпущенных стрел. В Англии или в тех землях Франции, где давно установилась власть английского короля, всегда можно было разжиться новыми стрелами, но здесь, в Гаскони, стрел днем с огнем не найдешь. Стрелы для боевых луков изготавливали в английских графствах и отсылали туда, где размещались отряды лучников, но здесь, вдалеке от ближайшего английского гарнизона, пополнить запасы было негде и каждая стрела была на вес золота. Поэтому Томас и ходил от трупа к трупу, собирая стрелы. Большая часть стрел с широкими наконечниками так плотно засела в конской плоти, что извлечь можно было одни лишь древки, но и они могли пригодиться. Запас наконечников имелся у каждого стрелка, хотя, если была такая возможность, люди старались вырезать наконечники из трупов. Стрелы-пробойники извлекались без труда. Если находили стрелу, пролетевшую мимо цели и просто валявшуюся на земле, она становилась предметом шуток.
— Эй, Сэм! — крикнул Джейк. — Я тут стрелу подобрал, никак твоя. Ты промахнулся на целую чертову милю.
— Это не моя. Это Женни промазала, кто же еще?
— Том! — Джейк еще раньше приметил за рекой двух свиней. — Можно я смотаюсь на тот берег за ужином?
— Сперва стрелы, Джейк, — сказал Томас, — а ужин потом.
Он склонился над мертвой лошадью и воткнул в нее нож в попытке извлечь широкий зазубренный наконечник. Сэр Гийом собирал части доспехов, отстегивал с мертвецов наголенники, наплечники и латные рукавицы. Какой-то ратник стаскивал с покойника кольчугу, лучники охапками уносили мечи. Десять вражеских лошадей достались англичанам либо целыми и невредимыми, либо отделались легкими, поддающимися лечению ранами. Остальные либо погибли, либо так мучились, что Сэм добил их боевым топором.
Англичане одержали полную, безоговорочную победу. Лучшего нельзя и желать, тем паче что пленник, которого захватил Робби, очевидно был предводителем вражеского отряда. Круглолицый, здоровенный, взмокший от пота детина смотрел очень сердито.
— Это наследник графа Бера, — сообщил Робби подошедшему Томасу. — Его племянник. А самого графа здесь не было.
Жослен скользнул взглядом по Томасу и, увидев его обагренные кровью руки, лук и мешок со стрелами, решил, что тот человек незначительный и повернулся поэтому к сэру Гийому.
— Ты здесь командуешь? — требовательно спросил Жослен.
Сэр Гийом жестом указал на Томаса.
— Он.
Жослен обомлел. Он в ужасе смотрел, как обирают его раненых воинов. Хорошо еще, что двое его собственных ратников, Виллесиль с товарищем, остались в живых. Но они не могли сражаться в полную силу, когда лошади под ними были убиты. Один из дядюшкиных людей лишился правой руки, еще один умирал, раненный стрелой в живот. Жослен попытался подсчитать погибших и уцелевших: выходило, что удрать за реку удалось лишь шестерым или семерым.
