Сергей М. Зайцев - Варяжский круг
– Слышал ли кто о таком? – спросили ханы на майдане.
Ответил один человек:
– Я знаю. Приходилось бывать… Он, как сокол, летает из княжества в княжество. То с одним князем бьется, то с другим. И трепал, было, наших команов, что смеялись над ним, – Асадука и Саука с их ордами перебил до единого, будто срезал траву.
Подавляя злобу, сказал Боняк:
– Любят русские носить звучные имена…
Хан Осень взял в ту весну до десяти тысяч воинов и повел их к Переяславлю. Но под городом Прилуком, не ожидая того, встретились с войском Мономаха. Поначалу растерялись и те и другие, но потом хан Осень решил сразиться, русские же не приняли боя, укрылись в городке. А на следующий день им удалось сразиться. Войска встретились на реке Остре. Битва вышла короткая и злая. Хан Осень потерял тысячу воинов, сам же вместе с Сакзем и некоторыми другими попал в плен, а орда его в тот день бежала.
И тогда старый хан разглядел Мономаха и увидел, что повадки князя – повадки тигра, и пожалел, что послушался Боняка. Мономах же отпустил Осеня и Сакзя и сказал им больше не ходить на Русь.
Вскоре старый хан умер, но перед смертью он успел поделить свои владения между сыновьями: летние кочевья, летники, оставил общими, зимники же отдал по старшинству. Еще с хазарских времен стояли на Донце три земляных городка, и жили в них те, кто остался в степи после печенежского нашествия – аланы-ясы и болгары. Управлялись они своими князьями, но подчинялись половецким ханам. Возле этих-то городков и устраивали себе команы стойбища-зимники, а в особо лютые морозы они отогревались в городокских землянках. Вот отдал Осень один городок старшему сыну, и с тех пор он стал называться Шаруканом, второй городок, что поменьше, достался Сугру и прозвался его именем, третий же городок остался просто Балин[21], потому что Алып, которому он принадлежал, через год-два после смерти отца утонул в Донце. И перешел Балин во владение братьев Алыпа, потому что сыновья утонувшего, Окот, Атай и Будук, были еще совсем детьми. Старшему из них, Окоту, исполнилось к тому времени лишь одиннадцать лет, и он не много еще понимал в людях.
И все бы шло заведенным порядком, и не было бы раздору в многочисленном потомстве Осеня, если бы не один человек по имени Кергет. Откуда он появился – его никто не спрашивал, но пришел он однажды к малолетнему хану Окоту и сказал, что Алыпа, отца его, братья же его и утопили, и сделали это, чтобы завладеть городком Балином. И еще сказал человек Кергет, что видел своими глазами, как все происходило – ударили Алыпа щитом по голове, оглушили и тогда же сунули в реку, и долго еще братья стояли вдвоем на его теле, чтобы надежней утонул, стояли и спокойно разговаривали. Правда это была или наговор, не всякий взрослый смог бы дознаться, а ребенку – куда уж! Но Окот поверил Кергету. К дядьям же своим стал с тех пор относиться с опаской и подозрением, не всегда умея те опаску и подозрение скрыть. Так что очень скоро Шарукан с Сугром заметили эти перемены, насторожились и без труда определили, от какой тучи упала тень. Ханы-братья подослали к болтливому пришельцу двоих преданных людей, чтобы укоротили тому язык. Но Кергет оказался хорошим воином и ни у кого не искал подмоги, один сделал тем двоим то, что они хотели сделать ему, – отрезал их языки, а обрезки кинул собакам. Сам же бежал.
Лет через десять-одиннадцать Кергет объявился вновь и был так хорошо принят повзрослевшим Окотом и его братьями, как будто приходился им близким родственником. Окот велел прирезать двухлетнего жеребца и устроил в честь Кергета праздник. Людям же своим Окот сказал, что человек этот достоин многих милостей и почестей, ибо, став свидетелем позора всемогущих ханов, не побоялся о том позоре громогласно объявить. И взял Кергета в свою орду. Не ошибся – хорошего взял воина.
Шарукан и Сугр обо всем этом прознали, но ничего не могли поделать, потому что молодой хан Окот не в отца удался – был хитер, как лис. И по степи он ходил своими дорогами, и больших отар не копил, довольствовался малыми, и не стремился к обладанию городком Балином. Даже Сугр, самый проницательный из ханов, ни разу не сумел предугадать, в какой долине Окот разожжет свои костры, каким воспользуется бродом, какому святилищу поклонится.
Но уже и побаивались Окота ханы-дядья. Знали о нем: воином вырос – от кочевья к кочевью ходить ему скучно. Слышали: собирается он на Русь, а бродников уже не раз трепал, подходил к пограничью, и диких половцев разорял, тех, что продались Руси.
Как раз в тот год, когда вернулся Кергет, Окот собирался сходить на Русь. Но неспокойно было на Руси: днепровские орды подкочевали к Бойню – оттого насторожились русские князья, спали вполглаза, держась за оружие, ходили, оглядываясь на степь, братьев своих с дружинами зазывали на соколиную охоту. Неудобное было время для набега. И отложил Окот набег.
А силы на Днепре все скапливались. И обеим сторонам наболело долгое противостояние; ждали и надеялись, что как-то оно само разрешится. И дождались – разрешилось, все пришло в движение…
Скорые вести разнеслись по степям: будто князь Владимир Мономах в русском городе Переяславле решил заключить с половцами мир и пригласил туда двоих ханов, имена которых Итларь и Китан. Но едва только прибыли ханы для переговоров, как тот же Мономах приказал их убить. И убили тех доверчивых ханов вместе с воинами, что с ними пришли. Владимир же и Святополк с дружинами с этого дня времени не теряли, они отыскали в степи вежи тех ханов и сровняли их с землей, а челядь и скотину угнали на Русь.
Волна злобы прокатилась по кочевьям. В один голос призывали команы – отомстить! Иные из старцев припомнили давние времена, когда гнали на запад печенегов и торков. Почему остановились? Ждали новых поколений?.. Вот же они, подросли! Число им – тьма. Землю могут поколебать – не то что какую-то, собранную из осколков Русь.
Хан Боняк сказал сквозь зубы:
– О, Мономах! Хищная птица…
И поднял свои орды, и прорвался с юга к самому Киеву, там разграбил и сжег многие села и монастыри, и, дерзкий, ударил саблей в Золотые ворота, и после этого остался невредим. А через год хан Боняк опять пошел на Киев. Но Русь ответила ему жестоко, орды половецкие развеяла по степи, будто горсть песка; давний же союзник Боняка – Тугоркан-хан под этим натиском бесславно сложил свою голову.
Русские князья не успокоились на достигнутом. Через несколько лет сами пошли походом в половецкую степь– Владимир, Давыд и Святополк с дружинами прославили на Лукоморье свои хоругви, избили неслыханное число тамошних половцев вместе с их ханами, а также убили знаменитого Урусобу и хана Алтунопу убили – того самого Алтунопу что вместе с Боняком не раз хаживал на Русь.
