Виталий Гладкий - Ассасины
– Я думаю, повелитель, нужно усилить охрану, – четко выговаривая каждое слово, сказал Абу Бакр. – Боюсь, что хашишийиа опять вышли на тропу войны с нами. Неровен час…
– Мне моих мамлюков вполне достаточно! – отрезал Салах ад-Дин. – И потом, не думаю, что хашишийиа осмелятся проникнуть в воинский лагерь. Тем более – в мой шатер, который охраняется, словно сокровищница. – Тут он поморщился; большую охрану, которую он считал излишней, потребовали для султана его сыновья – ал-Малик ал-Афдал и ал-Малик ал-Азиз. Салах ад-Дин не стал с ними препираться, чтобы не уронить свое достоинство, потому как знал, что сыновья характером пошли в него и в споре все равно не уступят.
На этом отчет Абу Бакра закончился, потому что в шатер Салах ад-Дина вбежал командующий мамлюками-телохранителями и меченосец султана эмир Тугрил, пал ниц и возопил:
– Светлейший повелитель, меч Аллаха, позволь молвить слово!
Султан поморщился – голос у Тугрила был таким, что от его команд на поле боя лошади садились на задние ноги.
– Говори, – разрешил Салах ад-Дин. – Только потише.
– В лагерь франков прибыл король Англии!
Новость была из тех, после которых наступает оглушительная тишина. Все молчали. Салах ад-Дину уже донесли, что Ричард Плантагенет воюет на Кипре, и он молил Аллаха, чтобы тот подольше там задержался. Правитель Англии славился разумом и большим военным опытом, великим бесстрашием и неутолимым тщеславием. Это был очень опасный враг. Значит, Кипр в руках у франков… Скверная новость. Теперь у крестоносцев не будет проблем со снабжением провизией. А значит, Акра может пасть, притом в ближайшее время.
– Продолжай, – наконец сказал султан.
– С королем прибыло большое количество галер, полных воинов, оружия и продовольствия. Это случилось вчера вечером, и всю ночь в лагере франков горели большие костры и факелы, а воины неверных веселились. Наши люди, которые знают язык франков, подобрались к их лагерю поближе и подслушали, что вскоре должны прибыть и другие суда, числом не менее полусотни.
– Иншалла… – стараясь выглядеть спокойным, сказал Салах ад-Дин. – Не будем прежде времени рвать волосы на голове, словно наемные плакальщицы. Я полагаюсь на милость Аллаха и его защиту. Нам нужно много воинов, гораздо больше, чем сейчас, поэтому мы объявим джихад[93]. Поднимись и сядь, – приказал он Тугрилу. – Будем думать…
– Есть еще кое-что, повелитель, – сказал командир мамлюков. – Это очень важно…
– Я слушаю.
Тугрил наклонился, чтобы приблизиться к султану, и заговорил очень тихо, почти шепотом, словно опасался, что его могут подслушать…
Тем временем лагерь сарацин жил своей жизнью. У тех, кто постоянно в походах, кто каждый день воюет, иногда случаются и передышки. Сегодня было воскресенье, четырнадцатый день месяца жумада[94], и Салах ад-Дин решил дать своим воинам отдых, благо и франки не испытывали большого желании вести боевые действия – теперь понятно, по какой причине.
В лагере султана не только шатры были пестрыми, но и состав его армии. Легкие конные лучники-шуджаны, адат – сарацинское ополчение, джунды, лучники-харфуши, копейщики-карагуламы, джариды – арабо-тюркские конники, тяжелая конница мамлюков – абтал, лучники-мамлюки, аширы – сирийские воины, суданские лучники, тяжелая пехота – табардарийя… Все говорили на разных языках, но как-то умудрялись понимать друг друга. Может, потому, что в те времена восточные языки не имели больших различий.
Среди этого многоголосия и многолюдья нашлось место и трем бедуинам из Магриба. Их зачислили в отряд карагуламов – по протекции гонцов, которые наблюдали схватку в чайхане Абу-Хурайры. Им выделили места в одном из шатрови дали по плошке плова, в котором мяса не было и в помине. Магрибцы, которые пока не были знакомы со своими товарищами по оружию, скромно уселись в сторонке и принялись за еду.
На них никто не обращал внимания.
Чего нельзя было сказать про бедуинов. Их острые глаза подмечали малейшие детали быта армии султана. В особенности их интересовал шатер Салах ад-Дина. Он был окружен плотным кольцом мамлюков, но, похоже, многочисленность стражи самим мамлюкам казалась чем-то вроде надежной крепостной стены, поэтому службу свою они несли спустя рукава. Одни жевали насвай[95], другие ловили мух, третьи созерцали вечернее небо, а четвертые с тоской думали, зачем они торчат без дела под шатром султана, когда можно было в этот воскресный день весело провести время с друзьями. Они никак не могли взять в толк – кто осмелится пробраться в хорошо защищенный лагерь, чтобы пробиться в его центр, где стоял шахтер султана (что совершенно невозможно), и напасть на их повелителя?
Видимо, эта безмятежность мамлюков очень понравилась магрибцам, потому что впервые за все время путешествия от оазиса с чайханой до местности, где находилась армия Салах ад-Дина, их лица посветлели, и в фигурах исчезла постоянная напряженность, будто каждый из них ждал какого-то подвоха или удара ножом из-за угла.
Ночь, как это обычно бывает на Востоке, упала на землю внезапно. Еще совсем недавно можно было свободно различать лица товарищей, а теперь даже руки своей не видно. Засуетились подносчики дров из феллахов, и костры запылали жарче, взметнули к черному небу снопы искр, которые, как известно детям, затем превращаются в звезды. Правда, не все, а только те искорки, которых отправили на небеса чистосердечные и добрые детские пожелания.
Постепенно лагерь засыпал. Лишь ночная стража удвоила бдительность и ее крики стали звучать чаще. Вскоре почти все уснули, благо дневная жара уступила место приятной прохладе, и только в шатре султана все еще горели свечи из пчелиного воска. Это было новшество, подсмотренное у франков. До нашествия крестоносцев на Востоке были в ходу медные лампы, заправленные земляным маслом, которые сильно чадили.
Никто не заметил, как от шатров, где почивали карагуламы, отделились три темные фигуры, мгновенно растворившиеся в ночи. Кое-где еще догорали костры, и неяркий свет угольев мог быть опасен для тех, кто крался во мраке, но троица, беззвучно передвигающаяся среди изрядно захламленного лагеря, обходила такие места стороной.
Это были бедуины-магрибцы. Они крались к шатру Салах ад-Дина. Мамлюки, которые должны были смениться в полночь, совсем расслабились в ожидании смены, и бедуины приблизились к своей цели почти вплотную. Они зашли с задней стороны шатра, где и вовсе царил сонный час: один мамлюк откровенно спал, опершись на копье, а второй подремывал; иногда он вскидывался, стараясь сбросить с себя сонную одурь, но это у него не очень получалось.
