"Орлы Наполеона" - Домовец Александр
Обе проблемы решил Долгов, давший телеграмму в российское посольство. Через день в просторном экипаже прибыл секретарь посольства Олсуфьев. Он заперся со старшим следователем и о чём-то с ним долго беседовал, после чего тот объявил, что к мсье Белозёрову и его спутникам вопросов больше нет, — они свободны.
— Жить в Париже, Сергей Васильевич, будете у нас, — сообщил Олсуфьев на пути в Орлеан.
— "У нас" — это где?
— В посольстве. Так спокойнее и безопаснее. До семнадцатого мая.
— Почему именно до семнадцатого? Сегодня только восьмое.
— На семнадцатое мая запланирована ваша встреча с президентом Франции Карно.
— Я говорил вам, — напомнил Долгов.
— Ну да, был разговор…
Сергей расстроился. Желание как можно скорее вернуться домой и обнять Настеньку с детьми с каждым днём становилось всё сильнее. А тут ещё полторы недели ждать… И ничего не поделаешь — целый президент приглашает. Дипломатия…
Посольство Российской империи располагалось в Париже на улице Гренель, в старинном и очень красивом особняке "Отель д’Эстре". По приезде Сергея принял посол Моренгейм, с которым познакомились ещё на открытии выставки.
— В общих чертах я знаю, что во время вашего пребывания в провинции случились некие чрезвычайные события, — сообщил Артур Павлович, усаживаясь в кресло и приглашая Сергея сесть напротив. — Не соблаговолите ли рассказать подробнее, что там у вас произошло?
Сергей замялся. У него не было причин не доверять послу, однако сведения об "Орлах Наполеона" — экстраординарные. Вправе ли он разглашать их сейчас, не переговорив с Ефимовым? Правда, он уже всё рассказал следователям, но то был допрос, деваться некуда… Выбрал средний вариант.
— Сначала я должен доложить обо всём государю, — веско сказал он. — События, действительно, были чрезвычайные. Говоря коротко, меня пытались убить, и причины тому — сугубо политические. Кому-то поперёк горла сближение Франции с Россией. Убийство президента российской академии на французской территории наши отношения очень осложнило бы…
— Это действительно так, но всё-таки…
— Не обессудьте, Артур Павлович, сказать больше пока не могу. Пусть прежде государь сам решит, будут ли эти сведения преданы огласке или из дипломатических соображений промолчим.
Кажется, Моренгейм, человек умный и опытный, Сергея понял правильно. Главное, — не обиделся. Да и на что обижаться, если дело государево? К тому же народную мудрость "Меньше знаешь — крепче спишь" ещё никто не отменял…
Сергея с Фалалеевым удобно поселили в одном из двух посольских флигелей. А вот Долгова отправили в хороший госпиталь неподалёку от российского представительства. С той недавней ночи, когда Борис пропустил опасный удар Марешаля, чувствовал он себя из рук вон плохо и держался только силой воли. Посольский врач, осмотрев Долгова, установил перелом ребра и ушиб внутренних органов. И боевой товарищ улёгся на больничную койку недели на две.
С учётом ситуации Моренгейм выходить за пределы посольства категорически не советовал. Да Сергей особенно и не рвался. Францией он был сыт по горло. От скуки рисовал интерьеры особняка и часами напролёт гулял по саду в обширном внутреннем дворе. Ежедневно давал телеграммы Настеньке. Подолгу спал. Разговаривал с Фалалеевым и сидел с книгой на скамейке под разросшимся каштаном. Любовался живой лавандово-розмариновой изгородью, укрывшей посольские решётки бело-розово-лиловым ковром.
А на пятый день в саду появился и сел рядом на скамейку генерал Ефимов.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В курительную комнату вошли двое — Стецкий и незнакомый человек средних лет с небольшой бородкой и живым, цепким взглядом карих глаз.
— Вот, Сергей Васильевич, хочу тебе представить своего старого товарища Геннадия Павловича Викентьева, — сказал Стецкий, делая жест в сторону спутника. — В университете учился спустя рукава, а теперь, вишь ты, в люди вышел. Издаёт кучу газет.
— Врёшь ты всё, — по-свойски огрызнулся тот, пожимая руку Сергею. — Нормально я учился. А газет у меня не куча, всего пять. Правда, на тиражи не жалуюсь.
Сергей с интересом смотрел на издателя. Газеты Викентьева он читал, а одну из них, "Столичные вести", даже выписывал, о чём и сообщил новому знакомцу.
— О "Столичных вестях" я с вами как раз и хотел поговорить, — сообщил Викентьев, усаживаясь рядом и доставая серебряный портсигар.
— Ну, вы тут беседуйте, а я к гостям, — заторопился Стецкий.
Викентьев хмыкнул.
— Иди, иди. Там Варенька Бобринская без тебя уже, поди, затосковала.
Стецкий сделал роковое лицо и удалился.
— Так вот, "Столичные вести"… — продолжал издатель, провожая приятеля ироническим взглядом. — Я специально просил Стецкого, чтобы нас познакомил. Хочу вас просить, Сергей Васильевич, чтобы вы дали газете интервью. Наш французский корреспондент уже сообщал, что выставка ваша в Париже пользовалась большим успехом. Дело редкое, грех не побеседовать с автором. Если, конечно, согласитесь.
Сергей про себя чертыхнулся. Давать интервью он не любил категорически. Но и отказать уважаемой газете со стотысячным тиражом повода не было. Согласился нехотя. А с другой стороны, чем плохо скромно поведать о себе, дорогом, удивившем взыскательного парижского любителя русской живописью…
— Вот и прекрасно! — произнёс Викентьев с довольным видом. — А журналист с фотокамерой к вам приедет, когда скажете. Но, конечно, лучше бы не тянуть, пока событие свежее. Я уж молчу, — важное. Отношения с Францией пошли в гору, тут ваша вы ставка как нельзя вовремя…
Перешли было на политику, но в курительную заглянул лакей Строгановой.
— Господин Белозёров, их сиятельства велели передать, что гости вас ждут, — отрапортовал почтительно. — Просили, чтобы вы возвращались.
Сергей, извинившись перед Викентьевым, поднялся.
— Минуту, Сергей Васильевич, — попросил тот, роясь во внутреннем кармане. — Чуть не забыл, склероз безвременный… — Достал небольшой конверт. — На днях наш французский корреспондент прислал для вас из Парижа. Его кто-то там просил передать отклик на выставку. Французский поклонник, не иначе. — Игриво улыбнулся. — Или поклонница…
Фамильярности Сергей не терпел, тем более от людей малознакомых. Внутренне поморщившись, он сунул письмо в карман и молча вышел вслед за лакеем.
…Разговаривали с Ефимовым там же, в саду. Вопросов у генерала было много, и рассказывал Сергей обстоятельно, по порядку. Ефимов, знавший ситуацию в общих чертах, требовал подробностей.
— Если разобраться, спаслись чудом… К номеру мнимых супругов примыкала хозяйственная каморка. Хозяйка послала туда Жанну за каким-то скарбом, а в это время у Лавилье сидел Марешаль. Обсуждали, как действовать ночью. Жанна через тонкую стену услышала, что нас должны опоить сонным зельем, а потом со мной расправиться. Поняла, что тут целый заговор, что хозяева гостиницы с Лавилье и Марешалем заодно… И кинулась предупредить.
— А какой у неё был мотив? — перебил Ефимов, с удовольствием вдыхая запах цветов и кустарников. Чудо, как хорошо было в посольском саду. — По вашим словам, супруги Арно прекрасно относились к девушке, но теперь-то она фактически их предала.
Сергей помолчал.
— Девушка в меня влюбилась и решила спасти во что бы то ни стало, — сказал наконец негромко.
— Вот как? Впрочем, нечто в этом роде я и предположил… Продолжайте.
— Встал вопрос: что делать? В гостинице мы были у этой банды в руках. По той же причине побег исключался, — из деревушки просто не выпустили бы. Можно, конечно, было бы устроить засаду у меня в номере, привлечь Мартена с его людьми… — Сергей стукнул кулаком по подлокотнику скамьи. — Но в итоге я решил сделать по-другому.
— Почему?
— Тут что-то было не то. — Сергей замялся в поисках нужного определения. — Как-то странно, что ли… Убить меня они могли десять раз, но ведь и пальцем не тронули. Напротив, Марешаль пылинки сдувал. А теперь вот собрались… Я хотел понять, кто они, что собой представляют и чего добиваются. Чувствовал, что это важно. В конце концов, не уличная шайка, а группа людей, которых что-то объединяет, какая-то цель у них. — Сильно потёр лоб. — И потом, — ну как это так? Министерский чиновник, почтенные трак-тирщики, солидный негоциант с женой красавицей вдруг обратились в хладнокровных убийц, и все по мою душу? Уму непостижимо…
