Хельмут Ханке - На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины.
Кроме бичевания плетью имелась еще добрая дюжина других штрафов. Капитаны, которые сознавали вредное влияние телесных наказаний, пользовались другими средствами: на провинившихся надевали, например, кандалы, то есть неделями держали их закованными в цепи, на хлебе и воде, взаперти в темной каморке или лишали их ежедневной порции рома.
Была и другая команда о наказании: «На мачту!». Несчастному заводили петлю под руки, вокруг груди, и поднимали его на тросе до топа грот-мачты, где он должен был провести ночь. Случалось также, что отдавался приказ о высадке штрафника в открытую буксируемую шлюпку. Для вычерпывания воды он получал всего лишь поварешку. В большинстве случаев уже через несколько минут бедняга промокал до костей.
Особенно жестоким наказанием было «килевание» – протягивание под килем. Для этой цели на каждом ноке грота-реи, выступающей на кораблях с прямыми парусами за линию бортов, укреплялось по блоку. Через эти блоки пропускался связанный в кольцо трос, заведенный предварительно под корабельный киль. К этому тросу привязывали штрафника и перетягивали его под килем от правого борта к левому и обратно.
Если осужденный оставался жив после первого раза, ему позволяли повисеть некоторе время под реей, чтобы он мог глотнуть воздуха. Затем жестокая процедура производилась в обратном направлении. Нередко случалось, что трос заедало и штрафника вытягивали из воды мертвым. Иные при перетягивании получали ранения об острые края ракушек, наросших на корпусе корабля.
«Море и виселица всякого примут» – гласит старая матросская пословица. В английском и американском военных флотах парусных времен веревка для висельника закреплялась обычно на фока-рее. Час исполнения смертного приговора назначался, как правило, перед восходом солнца. Когда повешенный не подавал больше признаков жизни, его спускали и снимали с него оковы. Затем его зашивали в его же подвесную койку, вложив в нее для тяжести пушечные ядра. По доске, положенной поверх релинга, труп скользил в море. Иной раз на реях линейных кораблей болталось одновременно до десятка человек.
Море хранит молчание о числе повешенных на ноках рей. Стерлись в памяти и их имена. Лишь одно сохранит лось: Билли Бадд из одноименного рассказа Мелвилла. Молодой, невинно осужденный матрос был настолько любим своими товарищами, что из-за этого чуть было не вспыхнул мятеж. Один из «синих курток» взял потом грифель в испачканную смолой руку и облек смертную казнь Билли в стихи, которые позднее, во времена Нельсона, имели хождение на кораблях флота его величества:
Словно лисель, на рею поднимут меня,
Закачаюсь на ноке в восходе дня,
Как серьга, что я Молли своей привез…
От судьбы никуда не уйдешь, матрос!
Жизнь подходит к концу. На смоленом конце
Вознесусь к небесам в озаренье лучей.
Пью последний свой грог и с тоской на лице
Догрызаю сухарь – скорбный дар палачей.
Кто на рею поднимет меня, бог весть!
Кто проводит прощальным взглядом?
Не спешите повесить, не надо!..
Доналд мне обещал у доски постоять
И, навеки прощаясь, мне руку пожать.
Я хотел бы ответить ему, но я труп.
Обернули меня парусиной гнилою.
И утопленник Тафф с горькой складкой у губ
Ожидает меня за подводной скалою.
Я усну. Я на дно опущусь, словно лот.
Спать приказано мне. Эй ты, черт!
Поскорее сними с моих рук этот гнет
И столкни меня в волны, за борт!
Я усну, и морская трава, словно саван, меня обовьет…
Герман Мелвилл не только написал лучшее из достойного быть прочитанным о людях парусных кораблей – он внес этим бесценный документальный вклад в историю парусного мореплавания XVIII и XIX столетий. И кто упрекнет его в том, что и у него встречаются порой ошибки! В генеалогии военного артикула – «Белом бушлате» – он скорбит о тех временах, когда гуманность проникала и на палубы. Внедрение жестокой дисциплинарной практики на кораблях начинается, по его мнению, лишь со Стюартов[02]. В действительности же это началось значительно раньше. Даже тогда, когда человек еще не был унижен галерным рабством, существовали зверские наказания. С тех пор как девятихвостая плетка попала на корабль, она редко оставалась в чехле.
Насколько стары другие наказания на кораблях, свидетельствуют исторические документы. Ричард Львиное Сердце ввел, например, в обиход зашивать выжившего в матросском поединке в одну парусину вместе со своей жертвой и топить в море. При этом не играло никакой роли, был ли он виновен в происшедшей поножовщине или нет. Утопление как наказание на корабле возникло, следовательно, еще в XII веке!
И не менее жестокое протаскивание под килем ведет начало из XIII столетия, если не раньше. Об этом упомянуто в одном Ганзейском указе, где говорится: «Тот должен быть протянут под килем, кто сквернословит, играет, злоупотребляет своим оружием или спит на вахте».
То, что позднее, с наступлением великой эпохи кругосветных парусных плаваний, дисциплинарный режим на кораблях стал более жестким, имело много причин. Экипажи во время длительных морских рейсов подвергались значительно большим физическим и психическим нагрузкам, чем прежде. Питьевая вода скоро портилась, и утолять жажду моряки могли только горячительными напитками, а алкоголь деморализовывал их.
Но не только поэтому их ножи непрочно сидели в ножнах. Из-за тесноты в кубрике и постоянных вахт матрос никогда не высыпался. А тут еще вечные, незаживающие ссадины на руках, плохие зубы, болезни и постоянная раздражительность, вызванная всеми этими мучениями. Якоб Вассерман[03] пишет об этом в своей книге о Колумбе:
«Примечательно то практическое обстоятельство, подкрепленное, кстати, ходом большинства полярных экспедиций, что длительное совместное сосуществование людей, как только оно принимает характер внешнего принуждения, неизбежно приводит сначала к глухому раздражению, а в конце концов и к опустошительному выбросу наружу скрытой ненависти».
Понятно, что в таких людях постоянно тлели угольки злобы и они при первом удобном случае пытались дезертировать. Так, однажды между Ярмутом и Нором со своих грузовых судов, перевозивших уголь, сбежали три тысячи английских матросов.
Опасаясь массового дезертирства, капитаны военных кораблей предпочитали не заходить в чужие гавани и отстаиваться на рейде. А если избежать захода в гавань было нельзя, старались запретить увольнение на берег. Если команду все-таки отпускали на берег, то гавань так и кишела шпиками. Они подслушивали в притонах и кабачках разговоры матросов и подстерегали тех, кто хотел самовольно расстаться со своим кораблем. За каждого перехваченного матроса им полагалось большое денежное вознаграждение.
