Владимир Бутенко - Державы верные сыны
– Что угодно? – дружески спросил Криднер, подозвав взмахом руки своего адъютанта. – Чаю или вина? Может, послать за бузой?
– Благодарствую. Я сыт, – вежливо возразил гость. – По вашей милости я уже поел с воинами.
– Знаешь что, Гирей-эфенди, я напою тебя редким здесь, на Кавказе, напитком. Возможно, тебе понравится, – захлопотал майор. – Ну-ка, завари нам кофию, Шлыков!
Адъютант отправился к повару, а Криднер закурил трубочку.
– Не полагал, что владетели переметнутся к туркам, – проговорил хозяин, качая головой. – Давеча они были пожалованы грамотами императрицы. Отменены для них пошлины на торговлю, выданы немалые суммы денег… Пристав Таганов, как будто со многими был дружен… И вот вам фортель! Привел хан свое войско, и о клятвах позабыли…
– Нет хана с османами. Девлет-Гирей сейчас в отъезде, – перебил гость, нетерпеливо взглянув на говорящего. – Калга Шабаз-Гирей командует. Велика сила! Десять тысяч воинов. А нас, малокабардинцев, горстка. Да и корпус ваш не сравнить с татарским войском. Но меня не испугают!
Презрительная улыбка мелькнула на поросшем темной щетиной лице владетеля.
– Мы долго терпели притеснения Большой Кабарды! Они захватывали наши земли, угоняли скот и рабов. Когда же русский пристав Таганов собрал нас, чтобы установить мир, многие уверяли о расположении к России. А сами вели секретные встречи с татарами! Царица Екатерина разрешила Коргоке Татарханову писаться князем, дала ему чин капитана, а он сейчас командующий кабардинским войском и пришел убивать вас, чтобы сжечь Моздок! Это не по мне… Я не хочу, чтобы душа моя неверной была! Мужчина должен оставаться джигитом. Делать только то, что сказал. Шакалов надо убивать!
– У тебя – боевое настроение, – одобрительно кивнул Криднер. – Я слышал, ты умеешь хорошо петь?
Гирей с недоумением глянул на хозяина.
– Не пристало мне, из рода Касаевых, петь или плясать, как уличные кривляки. Я видел таких в городах… Но кабардинец лишь тогда поет, когда сам хочет. Будто птица! Этому меня еще в детстве научил аталык Исса, уздень моего отца.
– Аталык? – заинтересовался Криднер. – Это вроде дядьки?
– Так, так… У нас, когда сын родится, его забирают у матери и отдают на воспитание достойному человеку, будь он даже слуга! Аталык находит младенцу ту, которая кормит его грудным молоком… Кормилицу! – воскликнул владетель, найдя нужное слово. – Мальчик не должен знать женской заботы и баловства. Он приучается к голоду, закаляется в горных реках, поднимается, как архар, на крутые скалы и может перейти пропасть по жерди. Так воспитывал меня Исса, отцовский родственник. Он брал меня с собой на охоту по диким ущельям, привязывая к седлу, чтобы я по малолетству не свалился с коня. Помню, как впервые стрелой подбил голубя! Затем он научил меня заряжать ружье, стрелять, владеть саблей.
Отроком аталык повез меня как-то ночью в дальнюю долину. Мы выследили стадо коров и, связав пастуха, угнали в родовое селение. Но в следующий раз добыча ускользнула, – охранники табуна обнаружили наше присутствие, и открыли огонь из пищалей, бросились в погоню. Аталык научил меня, что главное для мужчины – это смелость… Я привел свой отряд, чтобы сражаться с врагами, как завещал Исса, без страха и жалости.
– Сражаться можно, когда неприятель перед взором. А ежели исподтишка? – вспомнив о чем-то, помрачнел майор. – От Таганова был донос, что бывший гребенский атаман Иванов якобы переписку держал с сераскиром кубанским Казы-Гиреем и некрасовскими казаками о преклонении гребенцов Порте. Отряд гребенских казаков служит при почтовой гоньбе исправно. И новость сия у меня вызвала противоречие. С милостью Божьей удалось следствием установить, что на гребенцов возведена клевета.
– Я сегодня видался со своими земляками, – вступил в разговор Ремезов, воодушевленный присутствием кабардинского героя. – Они переселены с семьями, и определены канонирами. Дух у донцов крепок. Не в первый раз, чай, в турок палить!
Кофий, поданный унтер-офицером, вовсе не понравился Касаеву. Только из вежливости он пригубил чашку и, морщась, отставил подальше. И Леонтий не допил до чрезвычайности горький напиток, от которого вмиг разогналось, застучало сердце. Криднер, напротив, охотно одолел две чашки и, выколотив из трубки пепел на стол, предложил:
– А не разбить ли нам колоду?
– Я не играю в карты, – отказался гость и встал. – Благодарю. Трое моих воинов вызвались в разведку. Они никого не боятся. И, вероятно, уже возвратились.
– Пожалуй, и я прогуляюсь, – подхватил майор и застегнул верхнюю пуговицу мундира. – Надо проверить посты.
Леонтий, не раздумывая, присоединился к ним.
Городок был разбит на образец немецкой крепости поквартально. Улицы, неширокие, прямые, упрощали поиски военного или гражданского учреждения. По дороге к надворотному редуту, охраняемому с особым тщанием, минули деревянную церковку, набитую народом. Заканчивалась вечерняя служба. Криднер и Ремезов, сняв шапки, перекрестились. Кабардинец с удивлением смотрел на паперть, где стояли его соплеменники и осетины, из новокрещенных, недавно переселившиеся в крепость.
На плацу, переговариваясь, собирались казаки. Преимущественно, это были жители станиц по Тереку, служившие на форпосте. В длинную вереницу строились запряженные повозки и армейские фуры. Вдоль места сбора сновали урядники, давая команды.
– Куда собрались? – спросил Ремезов у одного из них.
– Да в Наур-городок выступаем с утра. Оборону держать…
Постовые сообщили, что кабардинские разведчики пока еще не объявлялись. Касаев встревожился. И, простившись с офицерами, заторопился в казарму к своим подчиненным.
Перед самым рассветом к Ремезову прибежал рассыльный Савельева и передал приказ полковника: срочно выступать со своими казаками в составе походной колонны на Терек.
– Катавасия такая… – добавил сонный казак. – Всю ночь на ногах. Еще луна не всходила, примчался наш лазутчик кабардинец. Из троих только и уцелел! Сказывал, сила татарская на Моздок надвигается!
10
Как и значилось в приказе командира Моздокского казачьего полка Савельева, все жители пяти новых селений на Тереке собрались в Наур-городке, наибольшем из всех иных.
Люду набралось невпроворот. Подавляющее большинство составляли переселенцы – волжские казаки с семьями да в прибавку с ними две сотни донцов. Вынужденно прибывшие гости находили приют у сродственников. Благо, лето. Можно на дворе и спать, и трапезничать, и забавы учинять.
