Наталья Павлищева - Убить Батыя!
Пока размышляла, пропустила, что еще говорил Алджибай, но судя по тому, как смотрели на меня вокруг, речь шла именно обо мне. Вятич усмехнулся, но не зло, не горестно, скорее довольно. Толпа одобрительно загудела. На помост выскочил Чабас (кто назвал этого бешеного аскиза Чабасом – «спокойным»?). Закричал что-то по-своему, потом перешел на мокшанский, потом что-то выкрикивал по-русски. Я поняла одно – скрученную из его пудового кулака фигу.
Шумели еще долго. Но когда я решительно шагнула на помост, толпа вмиг затихла. Я смотрела на эти такие разные лица, ставшие за последние дни родными, взгляд невольно выбирал знакомых… Вон стоит рослая худая проститутка Рахиль (никто не знает, как ее зовут в действительности), вон Мазава, она и правда красавица, имя не лжет. Вот крупный, всегда угрюмый добряк Овтай (медведь). А кто прозвал Чавкой (галкой) белобрысого парня – загадка. Много знакомых лиц, с кем-то вместе рыли волчьи ямы, кого-то учила биться мечом, у кого-то училась сама… И они должны гибнуть из-за меня? Нет!
Я низко поклонилась народу.
– Спасибо, что не хотите выдавать меня Батыю, но я не хочу, чтобы из-за меня погиб город. Я сама выйду.
Толпа взвыла. Вперед снова шагнул Алджибай:
– Не то говоришь. Мы уже решили тебя не отдавать. А биться с Бату-ханом будем не только из-за тебя, но и за себя, за свою волю, свою жизнь.
– Их очень много.
– Больше не значит лучше.
– У них осадные машины, они разобьют стены и вырежут всех в городе.
– Всех не вырежут, я тоже знаю, где тайный ход, кого сможем, выведем. А остальные будут биться насмерть. Эх, Настя, разве можно воина смертью запугать?
Монголы крутили карусель, поливая стены бесконечным количеством стрел. Среди них были те, что несли огонь, деревянные постройки начали гореть. Через тайный ход все шли и шли горожане, это были семейные женщины с детьми. Категорически отказались уходить труженицы дома терпимости, объяснив просто: мы, мол, всегда вместе с теми, кто нам люб. А любы были, конечно, воины.
Но бесконечно это продолжаться не могло, на стенах не показаться, кроме того, кое-где начали гореть и сами стены… Алджибай собрал своих воинов, я своих. Много раненых, много уже отсутствовали.
– Надо выходить и биться мечами, чтобы не сгореть тут, как поросенку на вертеле!
Другого мнения не было. Последний бой.
К нему готовились, как действительно к последнему, все прекрасно понимали: никому не выжить. До блеска начистили оружие, переоделись в чистые рубахи, помолились каждый своим богам…
Вятич долго смотрел мне в глаза:
– Настя, запомни одно: у тебя мощный оберег, но тебе пора. Ничего не бойся, только будь все время рядом, я должен успеть.
– А ты?
– Все будет хорошо.
– А ты?!
Он вдруг привлек меня к себе и крепко-крепко поцеловал. В последний раз? Сердце тоскливо сжалось.
Но каждый из тех, кто готовился выйти за стены, намеревался отдать свою жизнь как можно дороже. Я оглянулась. Даже проститутки взяли в руки оружие. Они собираются выходить без доспехов? Хотя какая разница?
Вятич осторожно провел пальцами мне по шраму и решительно скомандовал:
– Пора!
Я надела на голову шелом с личиной, теперь меня выдавал только голубой плащ князя Романа. Сквозь прорезь личины Вятича увидела его глаза, они улыбались…
– По коням!
Монголы встретили нас градом стрел. Понятно, они лучше бьют из луков, чем дерутся в рукопашной, но выбора у нас не было, да и у них тоже. Увидела вдали Батыя, как всегда, сидит в седле, но в стороне, наблюдает. К нему не пробиться, хотелось спросить, как задница, не болит ли, но тут же оказалось не до того. Вокруг кипел бой.
Это уже привычно: звон оружия, вопли, ржание, грохот сшибки…
Взмах мечом, еще один, еще… а потом я потеряла счет и взмахам, и убитым или раненым. Рядом бился Вятич, все время косясь в мою сторону.
– Я еще жива!
– Вижу!
И следом стрела… Мне показалось, что я даже услышала пробившийся сквозь грохот боя звук спускаемой тетивы…
Боль пронзила все тело сразу.
– Вя-тич…
Вот и все. Земля закрутилась в какой-то немыслимой карусели, а потом приблизилась – и стало темно. Но последним, что я увидела, было лицо Вятича, когда он сбросил шелом с личиной и склонился надо мной. Мелькнула мысль: «Успел» – и тут же погасла с последними искрами сознания…
Бату видел, как упала девушка в ярко-голубом плаще, как над ней склонился какой-то воин. Он хорошо помнил этих двоих. Вот час расплаты… Хан жестом послал вперед кешиктенов: захватить! Он должен лично отрубить ей голову, убедиться, что это действительно та, с которой схватка не на жизнь, а на смерть!
Два десятка сильных, отменно вооруженных воинов, повинуясь приказу джихангира, бросились к лежащей девушке и склоненному над ней мужчине. Можно было не бросать вперед столько людей, на всем поле среди убитых оставались только эти двое – девушка и воин. И тут…
Бату замер, увидев, как от распростертого на стылой земле тела девушки вверх поднялся светлый столб, внутри которого явно угадывалась женская фигура… Воин над девушкой что-то закричал, подняв руки вверх и в стороны, словно призывая неведомые силы. А потом…
Такого страха не испытывал никто из них. Над всем полем сначала пронесся сильнейший вихрь, срывая хвосты с шестов и копий и сбивая с ног лошадей, потом загудело, будто вся земля поднялась на дыбы, а потом внезапно стало темно. Но не ветер или темнота заставили бежать кешиктенов. Над полем… нет, это был даже не звук, а нечто запредельное. В головах словно что-то рвануло, тысячи иголок вонзились в мозги, причиняя невыносимую боль, а еще всех почему-то обуял такой ужас, что сердца, казалось, вот-вот разорвутся! Люди и животные, разом обезумев, ринулись прочь от страшного места. Бату-хан в том числе.
Потом они даже не могли вспомнить, что именно оказалось самым страшным или страшным вообще. Но даже если бы сама земля разверзлась под ногами, поглощая в свои недра, было бы не так ужасно.
Опомнились далеко от места сражения. Долго не могли прийти в себя, у огромных сильных кебтеулов дрожали руки и ноги, не слушались голоса. Хан старался делать вид, что ничего не произошло, приказал поставить походный шатер и позвать шаманку.
– Что это было? Погибла урусутская шаманка?
– Нет, она не шаманка. Но она действительно погибла. А здесь против нас были все колдуны этой земли, их призвал на помощь тот человек, которого ты видел рядом с урусуткой.
– Туда можно вернуться?
– Зачем? Там нет выживших и того воина нет…
– Там остались наши воины.
– Ты не сможешь никого загнать туда еще раз. Урусутка погибла – это главное. Иди вперед, хан.
Урусутка, несомненно, погибла, но легче на душе почему-то не стало, словно где-то в уголке так и осталась частичка того ужаса, который испытал у стен города. И Бату знал, что стоит ему приблизиться к урусутским землям, как ужас вернется вновь. Почему был в этом уверен – непонятно, но не сомневался.
