Луи Бриньон - Придворный поэт короля Испании
— Прочь, мерзавка! — грозно закричал на неё молодой человек и не замедлил пнуть нищенку ногой, отчего она опрокинулась на спину и глухо застонала. Не обращая ни малейшего внимания на её стенания, он прошествовал дальше.
Вскоре, молодой человек миновал площадь и подошёл к дому с массивными полукруглыми воротами, перед которыми стоял одинокий стражник с копьём. Заметив молодого человека, стражник с поклоном открыл перед ним одну створку ворот. Даже не взглянув на стражника, молодой человек прошествовал внутрь. Пройдя через ворота, он оказался в небольшом круглом внутреннем дворике, который со всех сторон окружали колонны. Прямо перед ним находилась широкая лестница, которая вела внутрь дома. Слева была ещё одна лестница, которая вела на балкон, нависающий над двориком со всех сторон. Это был один из многочисленных богатых домов существующих в Гранаде, которые походили, друг на друга как две капли воды. Молодой человек не стал подниматься ни по первой, ни по второй лестнице. Он свернул направо и, миновав несколько колонн, очутился перед небольшой калиткой.
За спиной молодого человека послышался почтительный голос:
— Добро пожаловать, Дон Маран!
Молодой человек неторопливо обернулся. Увидев пожилого слугу, он поморщился и с таким видом, будто делает одолжение, заговаривая с ним, спросил:
— А что Донья Роза? В саду?
— В саду, Дон Маран!
— И чего я разговариваю с этим ничтожеством? — пробормотал под нос Дон Маран, не замечая или не желая замечать, что при этих словах старик расстроился.
Он открыл калитку и оказался в маленьком, но ухоженном саду. Не придавая ни малейшего значения окружающей его красоте, Дон Маран по вытоптанной тропинке направился дальше. Тропинка привела его к маленькой заводи. У заводи стояли несколько валунов внушительных размеров. На одном из них, спиной к Дону Марану сидела девушка в жёлтом платье с длинными рукавами и смотрела на одинокого лебедя плавающего в заводи. Длинные чёрные волосы спускались по спине, почти до самого пояса. Девушка, была настолько увлечена созерцанием лебедя, что даже не заметила появление своего кузена.
Чуть помедлив, Дон Маран, осторожно окликнул её:
— Донья Роза!
Девушка встрепенулась и сразу же обернулась к Дону Марану. Донья Роза, несомненно, выглядела довольно привлекательно. Она обладала смуглой кожей, удивительно живыми карими глазами, источавшими мягкое сияние, которое ещё более подчёркивали тонко выгнутые брови. Красиво очерченный рот и губы, на которых появилась мягкая улыбка, адресованная кузену, придавали ей особое очарование.
— Дон Маран!
В голосе Доньи Розы послышалась приветливость и приглашение одновременно. Она протянула кузену правую руку. Дон Маран немедленно бросился перед ней на колени и страстно поцеловал протянутую руку. Ему хотелось дольше задержать руку кузины, но она быстро убрала её обратно и неторопливо опустила на край валуна. Ему поневоле пришлось встать.
— С чего это вы вдруг вспомнили о нас, Дон Маран?
— Не оскорбляйте меня этим вопросом, Донья Роза, — отвечая кузине, Дон Маран не мог отвести взгляда от руки, что лежала на валуне в непосредственной близости от него, — я только и думаю, что о вас. И днём, и ночью, Донья Роза…
— Вы снова принялись за старое? — Донья Роза резко нахмурилась. — Я полагала, что мне удалось довольно ясно объяснить вам свою точку зрения, по поводу надежд, которые вы питаете на наш брак. Больше того, как мне помнится, вы дали слово никогда впредь не упоминать о своих чувствах в моём присутствии.
— Донья Роза! — Дон Маран снова опустился на колени перед кузиной и, устремив на неё глубоко печальный взгляд, при этом, придав голосу трогательные нотки, тихо заговорил. — Умоляю вас смягчить ваше сердце. Не будьте такой жестокой. Позвольте надеяться. Позвольте мечтать о вас, о том дне, когда я получу право назвать вас своей любимой супругой. Я люблю вас, Донья Роза! И с каждым часом это чувство становится сильней. Я люблю вас вот уже много лет, и вы прекрасно знаете это. Никто другой не сможет вас любить так, как люблю я. Я сделаю вас счастливой Донья Роза,… клянусь вам!
Не успели последние слова отзвучать, как Донья Роза встала и, бросая на кузена гневные взгляды, отрывисто произнесла:
— Вы дали мне слово, Дон Маран! Только по этой причине, я всё ещё разговариваю с вами.
— Сжальтесь, Донья Роза, — не вставая с колен, ответил опечаленным голосом Дон Маран, — как я могу сдержать данное слово?
— Как? Достаточно вспомнить, что вы дворянин! Но поскольку вы забыли об этом, отныне я запрещаю вам появляться и тем более заговаривать со мной! Прощайте, Дон Маран!
Бросив в лицо кузену эти холодные слова, Донья Роза отвернулась от него и снова занялась созерцанием лебедя.
Дон Маран несколько мгновений медлил. Однако кузина не обращала на него ни малейшего внимания. По сей причине, он принуждён был вначале подняться с колен, а затем и покинуть сад. Оказавшись на достаточном расстоянии от кузины, Дон Маран, сквозь зубы процедил:
— Я собью с тебя эту гордость, брошу под ноги твоё высокомерие. Ты меня ещё умолять будешь о любви, Донья Роза. Да, умолять. Клянусь в этом своей честью. Любой, кто встанет между нами — умрёт. И первым будет он. Родриго умрёт первым. Ему ты отдала всё, когда мне отказываешь даже в самой малости. Так пусть же всё изменится! Я уничтожу его!
Тот самый пожилой слуга, что встретился ему возле калитки, проводил Дон Марана в опочивальню Дона Бенедетто, отца Доньи Розы и его родного дядюшки. Дядюшка хворал последние дни, поэтому и принуждён был принимать всех в своей опочивальне. Дон Бенедетто лежал в просторной кровати, укутанный в несколько тёплых одеял, из-под которых торчал белый колпак. Однако едва Дон Маран, оказался в комнате, как колпак медленно пополз наверх, и показалось изнеможенное лицо. А вслед за этим явлением послышался слабый голос:
— А…Дон Маран, решили навестить меня. Не по случаю ли очередной просьбы? И уж не касается ли эта просьба моей младшей дочери?
— Как вы могли помыслить такое, дорогой дядюшка, — Дон Маран остановился рядом с постелью и придав взгляду глубокую озабоченность продолжал, — забота о вашем здоровье привела меня в ваш дом. Я пришёл спросить, не могу ли я быть чем-нибудь полезен Дону Бенедетто?
— С трудом верится, — пробормотал под нос Дон Бенедетто достаточно громко, для того чтобы его племянник услышал эти слова.
Он их действительно услышал. На это обстоятельство указывал взгляд полный ненависти, который был брошен в сторону больного и которого тут же сменил другой, притворно обеспокоенный. Однако Дон Маран, не стал показывать, что он услышал слова дядюшки.
