Амеде Ашар - В огонь и в воду
— Я, знаю, по крайней мере, как напасть на его след… Еще до наступления вечера я, наверное, настигну его… А если я вернусь… тогда посмотрим!..
Герцог де Мирпуа раскрыл объятия, и граф бросился ему на грудь. Через минуту Монтестрюк пошел к двери с высоко поднятой головой.
— Да сохранит вас Бог! — воскликнул герцог.
Очутившись снова на улице и сев на коня, граф де Монтестрюк вздохнул полной грудью: совесть говорила ему, что он поступил благородно. Проезжая мимо собора, на верху которого блестел крест в лучах утреннего солнца, он сошел с коня и, бросив поводья Францу, взошел на паперть и преклонил колени. Джузеппе последовал за ним и сделал то же. «Барон де Саккаро — человек суровый, — сказал себе граф Гедеон, — если он убьет меня, я хочу, насколько возможно, спасти свою душу от когтей дьявола».
Выехав за ворота Лектура, три всадника очутились в поле и поехали в ту сторону, где видели накануне зарево от пожара, к Ошу.
— Ты знаешь, что задумал господин? — тихо спросил Франц у Джузеппе.
— Нет, но, наверное, какую-нибудь чертовщину.
Встречая по дороге крестьян, граф де Монтестрюк спрашивал у них, не знают ли они, где можно встретить барона де Саккаро. Услышав это страшное имя, некоторые бледнели. Барона видели в окрестностях Сен-Кристи, где он ради забавы сжег прошлой ночью четыре или пять домов.
В Сен-Кристи граф увидел еще тлеющие развалины четырех или пяти домов, вокруг которых горевали и плакали бедные женщины с маленькими детьми.
— А я проиграл этой ночью шесть тысяч пистолей! — вполголоса произнес он, злясь на самого себя; потом, успокоив свою совесть мыслью о том, что он затеял, он крикнул им: — У меня нет для вас денег, но, если только это может вас утешить, я клянусь вам, что проклятый барон не причинит вам больше зла! А пока ступайте к герцогу де Мирпуа, в его дом в Лектуре, и он, наверное, поможет вам в память обо мне.
Сказав это, граф Гедеон пустился дальше. Цыгане, тащившие за собой вереницу растрепанных лошадей и облезлых ослов с десятком полунагих ребятишек, шлепавших по грязи, сообщили ему, что барон со своей шайкой поехал к Сен-Жан-ле-Конталю, в трактир, хозяин которого славится умением жарить гусей.
— Кто тебе сказал это? — спросил граф у цыганки, которая отвечала ему за всех.
— Да он сам. Я ему ворожила..
— И что же ты ему предсказала?
— Что он проживет до ста лет, если только дотянет до конца недели.
— А какой день сегодня?
— Суббота.
— Ну, ну! Может статься, что он долго и не протянет! А что он дал тебе?
— Два раза стегнул кнутом. За это я плюнула ему вслед, да еще перекрестилась левой рукой.
Граф уж было отъехал, но вернулся и спросил:
— А сколько мошенников у него в шайке?
— Да человек двадцать, и все вооружены с ног до головы.
— Эх! А нас всего трое! — сказал граф, а потом, выпрямляясь в седле, прибавил: — Да, трое; но один сойдет за четверых, вот уже двенадцать, а двенадцать душ со мной сойдут и за двадцать; выходит — счет ровный.
Он снял с шеи золотую цепь и отдал цыганке:
— Карман пуст, но все-таки бери, и спасибо за известия.
Цыганка протянула руку к графу, который уже поскакал дальше, и крикнула ему вслед:
— Пошли тебе Господи удачу!
Услышав это, граф снова остановился и повернулся к цыганке со словами:
— Черт возьми! Да кто же лучше тебя может это знать? Вот моя рука, посмотри.
Цыганка схватила руку графа и, внимательно на нее посмотрев, задрожала. Франц наблюдал за ней с презрением, Джузеппе — со страхом.
— Вот странная штука! — сказала наконец цыганка. — На руке у дворянина те же самые знаки, что я сейчас видела на руке у разбойника.
— А что они предвещают?
— Что ты проживешь долго, если доживешь до завтра.
— Воля Божья!
Граф кивнул цыганке и, не дрогнув ни одним мускулом, поехал дальше.
Уже собор Ошский показался на горе с двумя своими квадратными башнями, когда граф Гедеон подозвал знаком обоих товарищей и спросил:
— А что, вы очень дорожите жизнью?
Франц пожал плечами и ответил:
— В пятьдесят-то с лишним лет! Есть чем дорожить! Я с трудом могу одолеть пять или шесть кружек… Съем трех каплунов — и отяжелею, а если не просплю потом часов восемь или десять, то голова после трещит… Надоело!
— А ты, Джузеппе?
— О! Я, — сказал итальянец, — также, как и он! К чему жить в мои годы? Недавно проскакал тридцать миль — и схватил лихорадку… Вот на ночлеге хорошенькая девочка налила мне стакан… Она улыбалась, зубки у нее блестели, как у котенка. А я заснул, положив локти на стол… Совсем не стало во мне человека!
— Значит, вы согласны отправиться в путь, откуда не возвращаются назад?
— Вот еще! Раз вы едете, то и мы не отстанем. Правда, Франц?
— Еще бы!
— Если так, то будьте готовы…
— А куда мы едем? — спросил Джузеппе.
— В трактир, где барон де Саккаро пирует со своими разбойниками.
— Их двадцать, кажется, а с ним выходит двадцать один, — сказал Франц.
— Или мы его убьем, или он нас спровадит на тот свет.
— Что я тебе говорил? — проворчал Джузеппе на ухо товарищу.
Три всадника, оставив Ош справа, въехали в долину, которая ведет в Сен-Жан-ле-Конталь. Все трое вынули свои шпаги и кинжалы из ножен, чтобы увериться, что концы у них остры и лезвия отточены. Осмотрели заряды в пистолетах и, успокоившись на этот счет, пустились дальше.
— Видите, молодцы, — сказал граф, — шесть зарядов — это шесть убитых. Останется четырнадцать, пустяки для нас с вами…
Скоро они доехали до того места, где начинались дома Сен-Жан-ле-Конталя. Женщины и девушки с криком разбегались во все стороны; дети плакали, догоняя их и падая на каждом шагу.
— Вот лучшее доказательство, что тот, кого мы ищем, еще не убрался отсюда! — сказал граф Гедеон.
Он остановил за руку бежавшую по улице женщину с узлом платья. Та упала на колени, думая, что пришла ее смерть.
— Встань и расскажи, что там происходит, — обратился к ней граф.
— Ах, боже мой! Сам дьявол напал на нас!
— Да, дьявол или барон — это одно и то же. Что же он там делает?
— А все, что не позволено делать, добрый господин. Сначала ничто не предвещало беды: вся ватага казалась усталой и толковала, что пора спать; начальник велел приготовить обед, когда они проснутся. Трактирщик поставил кастрюли на огонь, а во дворе накрыли большой стол. Но как только они открыли глаза и выпили несколько бутылок, то стали настоящими язычниками…
— Совсем пьяные, значит?
— Совершенно!
— Ну, тем лучше!
— Они собираются разграбить деревню ради забавы. Послушайте-ка!