В. Вейнланд - Руламан
Пещеру называли «Гука», что значит «жилище филина». И правда, в пещере гнездилось множество филинов. Айматы считали их священными, веря, что в них переселяются духи злых начальников, которые могут жестоко мстить своим обидчикам. Ангеко заботился о птицах и приказывал вешать для них мясо животных, которых айматы не употребляли в пищу. Заунывные крики филина оглашали ночью окрестности, отгоняя от пещеры других птиц. Одни только вороны вступали нередко в борьбу с филинами из-за висевших у пещеры туш мяса. Ангеко любил, сидя у входа, смотреть на эту борьбу. У старого вождя был свой любимец. Он добыл его десять лет назад маленьким птенцом и вырастил из него громадную великолепную птицу. Филин платил своему хозяину необыкновенной привязанностью. По одному слову Ангеко, птица слетала к нему на плечо, а когда Ангеко спрашивал, как его зовут, птица отвечала тихим голосом:
— Шугу, шугу!
Она не покидала хозяина и вне дома. Один из людей племени носил ее на руке рядом с Ангеко.
Обитатели Гуки занимали только широкое и освещенное со стороны входа преддверие. В темную, сырую залу они пробирались только суровой зимой или в случае опасности. В этом преддверии на возвышенной площадке Ангеко выстроил себе из бревен и толстого плетня нечто вроде хижины, украшенной человеческими и буйволовыми черепами и рогами оленя. С этого возвышения он наблюдал за тем, что делалось в пещере. Здесь он совершал свои заклинания и молитвы, наполнявшие суеверным страхом сердца его соплеменников. Часто с возвышения слышался бой барабана и протяжное, грустное пение Ангеко. Иногда он по нескольку дней не показывался, сидя у себя в хижине и принимая пищу через небольшое отверстие. Пил Ангеко всегда из человеческого черепа; говорили, что это был череп его дяди, бывшего до него начальником племени и неожиданно исчезнувшего. В Гуке жило двенадцать мужчин со своими семьями, — всего 80 человек. Но так как в передней части пещеры было тесно, а во внутренней темно и холодно, то Ангеко приказал построить ряд шалашей в преддверии пещеры и даже на ветвях деревьев.
Ангеко, управлявший своим племенем уже тридцать лет, не любил предпринимать утомительной охоты на крупных зверей и изощрялся в придумывании капканов, силков и сетей на зайцев, мышей, белок и сурков. Обитатели Тульки иногда в насмешку называли их «убийцами зайцев», «победителями мышей», с гордостью говоря о себе, как об «убийцах буррий» или «победителях буйволов».
Ангеко почти никогда не удавалось ставить капканы на медведя, но зато он брал его хитростью. Он приказывал своим людям завалить во время зимней спячки вход в берлогу зверя шестами и бревнами, а потом поднимать невообразимый шум и треск. Проснувшийся медведь начинал очищать в ярости выход из берлоги, швыряя бревна в глубину, и так в конце концов заваливал берлогу, что не мог в ней пошевелиться. Тогда охотники закалывали беспомощного зверя копьями, а старый вождь прыгал от радости, что перехитрил зверя.
Ангеко был очень запаслив: ни в одной пещере не было столько сушеных грибов, ягод, плодов и корней, как в пещере Гука. Ангеко научил свое племя ловить в громадном количестве рыбу и сушить ее на зиму. Он вел торговлю рыбой с горными племенами, меняя ее на медвежьи и оленьи шкуры.
Глава 7. НОЧЬ В ПЕРВОБЫТНОМ ЛЕСУ
Оставшиеся подле раненого Руля айматы развели огонь и приготовили себе роскошный обед из недоеденной львом лошади. Они с жадностью набросились на вкусный головной и костный мозг лошади; вместо сковороды они употребляли кости черепа. Айматы, умеющие подолгу голодать, могли в то же время и невероятно много съесть за раз; в этом они походили на окружавших их диких зверей. После ужина айматы легли спать и спали чутким сном с настороженными ушами и полуоткрытыми глазами. Один из них в качестве часового взобрался на дерево, слезая лишь для того, чтобы поддерживать огонь. Наступила ночь. Айматы проснулись и стали строить легкий шалаш из кольев, стараясь как можно меньше шуметь; шалаш они обложили для безопасности большими камнями. Одну из стен, выходившую на восток, оставили открытой навстречу первым лучам солнца, которое они почитали за божество.
На западе поднималась тяжелая туча; тишину нарушали шумевший в ветвях горный ветер, отдаленный вой волков или гиены и крик совы. У всех на уме вертелся вопрос: убит ли буррия; но никто не решался произнести его, боясь выдать свой страх. Один Репо был спокоен и почти весел: он окончательно убедился, что Руль останется жить. Грудь спящего вождя поднималась ровно, как у здорового человека.
— Будет буря, — сказал Репо, прислушавшись к шуму ветра.
Часовой с дерева свистнул три раза. Айматы поняли, что он предупреждает их о близости волка. Такое соседство мало пугало охотников; но каково же было их удивление, когда через минуту волк перебежал лужайку и прыгнул прямо в шалаш.
— Стальпе! Мой Стальпе… — закричал пораженный Руламан, узнав своего ручного волка, прибежавшего за ним по следам из Тульки. От крика проснулся Руль. Первым его вопросом было: где буррия.
— Мы скоро его все равно найдем, — сказал он, глядя на волка: — Стальпе нам поможет.
Несмотря на то, что правая рука его горела как в огне от ран, он схватил левою копье и кивнул головою Руламану и Репо, приказывая им идти за ним.
Вместе с волком, который бежал за ними как верная собака, они спустились в ущелье. Остальные охотники следовали за ними в отдалении. Вдруг волк поднял голову и зарычал.
— Буррия мертв, — сказал Руль: — Стальпе чует его, но не бежит прочь как от живого.
Волк побежал вниз, нюхая воздух; охотники поспешили за ним. Но он бежал не к пещере, куда скрылся раненый лев, а к ручью. Волк остановился перед крутым обрывом, с которого низвергался ручей, и глухо ворчал, смотря в темную глубину ущелья.
— Буррия свалился в овраг. Овраг глубок, но мы должны спуститься туда с помощью дерева, — говорил Руль спутникам.
Все бросились в лес, и работа закипела. Несколько часов подряд стучали топоры. Руль внимательно прислушивался к малейшему шороху доносившемуся из оврага.
Вдруг волк бросился бежать вдоль обрыва и скрылся из вида. Через минуту из глубины ущелья раздался рев, стоны и лай. Руламан узнал голос своего любимца.
— Стальпе! Стальпе! — закричал он со слезами, думая, что волк вступил в борьбу со львом.
— Буррия мертв, — утешил его Руль: — волк дерется с гиеной или с лисицей из-за добычи. Не бойся: он легко сладит с ними. Вскоре снизу снова послышалось рычание волка, перешедшее в испуганный вой, который, постепенно удаляясь, наконец, затих в долине.
