И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
Лагун одобрительно улыбнулся.
– Все подробности обсудите с товарищем Фроловым. – Он коротко взглянул на часы, встал: – К сожалению, на три часа у меня назначена встреча, и уклониться от нее или перенести я никак не могу. Поэтому прошу извинить и желаю успеха! – Лацис проводил их до двери, еще раз крепко, по-дружески пожал Кольцову руку и повторил: – Да-да! Желаю успеха! Он сейчас для нас так важен, ваш успех!
После ухода гостей Лацис несколько минут стоял у окна. Нет, он не любовался собором. Он собирался с мыслями: в три часа ему предстояло принимать иностранных журналистов…
Ровно в три – ни минутой раньше, ни минутой позже – Лацис сам вышел в приемную, где его дожидались из нетерпеливого любопытства приехавшие раньше назначенного времени корреспондент английской газеты «Таймс» Колен и обозреватель французского еженедельника «Матэн» Жапризо. Несколько смущенные, – все-таки первые из газетчиков в самой Чека! – они последовали за Лацисом в кабинет. Обоих иностранцев кабинет председателя ВУЧК откровенно разочаровал: они ожидали увидеть нечто мрачное, нелюдимое, а увидели обыкновенную комнату с самым обыкновенным столом и стульями. И как всегда бывает при встрече с обыденным, привычным, все сомнения и страхи пропали, они почувствовали себя непринужденно и почти смело настолько, что стали с нескрываемым любопытством разглядывать хозяина кабинета.
Ничего в нем не было ни таинственного, ни устрашающего. Им даже нравилось, что обличьем и манерами он походил на людей их круга. Они оба не были новичками в своем деле, за долгие годы репортерского труда им приходилось интервьюировать недоступных премьер-министров и коронованных особ, выдающихся ученых и всемирно знаменитых писателей, удачливых комиссаров полиции и не менее удачливых преступников, так что ранги и титулы, равно как самые блестящие, так и рожденные скандальными сенсациями, уже давно перестали быть предметом их репортерского поклонения или трепета.
Но эта встреча была совершенно иного рода. Она обещала небывалую сенсацию.
Прежде всего впечатляло само учреждение-Чека, о которой по страницам западных газет катилась зловещая молва. А человек, с которым предстояло им беседовать, стоял во главе этой железной организации здесь, на Украине, и, следовательно, был наделен, по привычному разумению журналистов, неограниченной властью над тысячами людских жизней.
И вместе с тем эта власть каждый день могла рухнуть. Колен и Жапризо немало поколесили по этой взбудораженной стране, правда, на фронт они – так и не сумели попасть, но и того, что удалось им повидать, было предостаточно для твердого приговора: наспех сколоченная республика большевиков обречена. Она вся – во власти разрухи и бесхозяйственности. И безусловно, в самое ближайшее время рухнет. Гибнущей, по их представлению, новой русской государственности могло помочь лишь животворное экономическое влияние с Запада. Но журналисты твердо знали, что никакой помощи, даже мизерной, не будет.
Как же в этой обстановке поведет себя главный чекист всей Украины? Разумеется, профессиональная деликатность, журналистская этика не позволили господам журналистам включить в круг своих вопросов прямой: на что вы, большевики, надеетесь? А так хотелось спросить! Задать вопрос и посмотреть, как будет реагировать этот неприступный чекист. И в то же время они рассчитывали, что их проницательная опытность, несомненно, поможет им найти в любом ответе Лациса интересующий их смысл. Затем, придав этому ответу нужную форму, они подадут его как сенсацию. Важно, чтобы Лацис много говорил. Надо так построить беседу, чтоб главный чекист разоткровенничался – тут его можно и подловить.
Но первой неожиданностью для них была внешность Лациса, его манера держаться, вести беседу – в общем, весь облик и линия поведения этого человека. О да, конечно, они не верили тем своим не в меру впечатлительным и нервным коллегам, которые представляли чекистов эдакими людоедами, дикарями в кожаных куртках и с заряженными наганами в руках. Однако они ожидали увидеть человека, в котором его происхождение из низов не сможет нивелировать никакой высокий ранг. А тут все иное – внешность Лациса никак не вписывалась в этот предварительный портрет. Тонкий мужественный профиль, выказывающий в Лацисе умный и сильный характер. И глаза тоже поразили господ журналистов: чего в них было больше – спокойствия, ироничной насмешливости, уверенной основательности? Такой человек, судя по всему, стремится видеть вещи такими, каковы они есть в действительности, а не такими, какими хотелось бы ему их видеть.
Лацис, как надлежало хозяину, первым нарушил почтительное молчание журналистов. И к тому же заговорил с журналистами по-английски:
– Как себя чувствуете у нас, господа?
– О, мосье, хорошо! – заулыбался Жапризо. – Мы увезем самые теплые воспоминания.
– И неплохой материал для своих газет. Не правда ли? – в свою очередь улыбнулся Лацис.
– Объективный, – корректно вставил Колен, а про себя подумал: «Похоже, что чекист берет инициативу в свои руки. Не мы его интервьюируем, а он нас!»
Лацис остро посмотрел на Колена, лицо его посуровело.
– На страницах вашей газеты последнее время печатается особенно много небылиц о Советской России. Недавно в одном из номеров я прочитал даже, что русский народ ждет не дождется, чтобы его поскорей завоевала Англия.
Колен сидел подтянутый, сдержанный и не без ехидцы заметил, смело глядя на правоверного чекиста:
– Мистер Лацис, это пишут русские.
– Кого вы имеете в виду? – быстро спросил Лацис.
– За границей сейчас много русских. Очень много. А у нас печать – демократическая. Вот и пишут…
– Вот вы о ком… Но, господа, вы ведь понимаете, что эти русские, равно как и воюющие в армиях Деникина и Колчака, давно потеряли право говорить от имени русского народа, став наемниками у вас, иностранцев: у англичан, французов, американцев… Ведь победи вы, никакой «единой, неделимой России» не будет. – Лацис с усмешкой посмотрел на Колена: – Для вас, я полагаю, не является секретом конвенция о размежевании зон влияния между союзниками. По этому документу в английскую сферу входят Кавказ, Кубань, Дон… – Лацис перевел взгляд на Жапризо, торопливо писавшего в блокноте – А во французскую включены Крым, Бессарабия, Украина. Я не говорю уже о землях, на которые зарится Япония, и о претензиях Америки.
В кабинете воцарилась тишина. Ее нарушил Жапризо:
– Господин Лацис, позвольте задать несколько вопросов?
– Пожалуйста. – В голосе Лациса прозвучали насмешливые нотки.
– Правильно я понял, что всех, бежавших за границу, вы расцениваете как ваших врагов? – Жапризо казалось, что этим вопросом он поставил Лацису ловушку.
