Артуро Перес-Реверте - Мост Убийц
– Ничего, – сказал он, – мы им дадим урок.
– Дадим окорот мерзавцам! – молодецки отрубил поэт и, прищелкнув языком, поставил пустой бокал на бумаги.
Стало быть, речь об этом, понял Алатристе и снова внутренне содрогнулся. Не первый год жил он на свете и теперь уже догадывался, какую кашу собираются здесь заваривать.
– Нечто вроде того заговора, что был девять лет назад? – отважился он задать вопрос и тотчас замер в бесстрастном ожидании.
Кабальеро скользнул по нему взглядом – поначалу надменным, а потом задумчивым. Но, вероятно все же, и он, и Кеведо сочли, что в подобных обстоятельствах подобная любознательность уместна. И заслуживает утоления.
– Да не было никакого заговора, – ответил он с вальяжным спокойствием. – Или, по крайней мере, все было не так, как болтают. Можете мне поверить – я, как и дон Франсиско, был в те дни рядом с герцогом Осуной… В восемнадцатом году венецианцы, встревоженные ропотом и брожением в своем наемном войске, состоявшем из всякого рода бродяг, авантюристов, ворья, корсаров и прочего сброда, уже готового взбунтоваться из-за того, что им не платили жалованья, решили, так сказать, опорожнить свои выгребные ямы. А как предлог использовать Испанию… Статочное ли дело, чтобы двое корсаров, один старый пьяница и еще кучка проходимцев без роду, без племени, без средств и возможностей могла устроить переворот и свалить республику?
Он замолчал, переведя взгляд на Кеведо, а потом – опять на Алатристе. Молчание затягивалось так, что капитан счел нужным наконец разверзнуть уста. Тем более что его собеседники явно ждали этого.
– Да-а, сомнительно, – сказал он.
Сказал не очень уверенно, но кабальеро, судя по всему, одобрил ответ. Полуобернулся к Кеведо, распушил бородку с таким видом, словно они оба сию минуту к вящему своему удовлетворению выбрались наконец из трясины на твердую почву. Представить дело как заговор, объяснил он уже более любезным тоном, было просто перлом венецианского хитроумия. Раз-раз – и разразился скандал – и не стало больше в Италии того триумвирата, который и поддерживал там цвета Кастилии: из Венеции исчез посол Бедмар, из Милана – маркиз де Вильяфранка, из Неаполя – герцог Осуна. Сего последнего мало того, что обесчестили и опозорили, но и отдали под суд, и в итоге он умер в заключении. После этого восторжествовала политика Совета Десяти: едва лишь Осуну удалили из Италии, Серениссима снюхалась с турками, упрочила дружеские связи с Савойей и Пьемонтом, снова разожгла войну в Вальтеллине[4], а два года назад сколотила Авиньонскую Лигу – этот противоестественный союз может объясняться только тем ужасом, который внушала Испания всем его членам. Папа римский, Франция, Англия, Дания, Голландия, Савойя и протестантские княжества Германии сплотились ради погибели католической монархии и падения Габсбургского дома.
– Испанский двор с опозданием понял, какую ошибку совершил, – продолжал вельможа. – Наш государь и император Фердинанд совсем уж было собрались двинуть в Венецию войска, но тут война во Фландрии и в Европе оттянула на себя наши силы. Начинать кампанию на севере Италии сейчас никак нельзя. Однако можно ведь и по-иному привести дела в порядок, сделать то, чего не сделали девять лет назад. Но только на этот раз – не понарошку. А взаправду.
Алатристе силился уразуметь сказанное. Более всего смущал доверительный тон, каким с ним говорили. Так, по-свойски, как к равному, обращаются к тому, с кем обтяпывают общее дело. Дон Франсиско и незнакомец сейчас смотрели на него, как два бульдога – на лакомую мозговую кость. Капитан и сам невольно сглотнул и подумал в сердцах, что его в очередной раз втравливают в какую-то гадостную историю.
– Второй заговор? – снова отважился он на вопрос.
Кабальеро воздел указательный перст – предостерегающе, но не сурово. И от этого сообщнического жеста капитану стало не по себе пуще прежнего.
– Я ведь вам сказал, что первого никогда и не было. Ловкий фортель венецианцев. Это они повсеместно распространяли россказни о заговоре. А теперь все будет по-настоящему.
– Я тут с какого боку?
Дон Франсиско де Кеведо с ласковой улыбкой – вполне искренней, можно не сомневаться, вполне – взял со стола пустой бокал, налил вина и протянул Диего Алатристе. Тот подержал его в руке и после краткой заминки смочил усы, не спуская при этом глаз с креста ордена Калатравы, блестевшего у незнакомца на левой стороне груди. То, что ему поднесли вина, пугало больше, чем беседа всухомятку.
И ему припомнилась старинная поговорка, утверждавшая, что солдат вино получит, когда его отдрючат. Уже или вот-вот.
– Царица небесная, Иньиго! Тебя и не узнать! Был дитя, а стал детина!
Я счастлив был снова увидеть дона Франсиско де Кеведо. Минуло уже полтора года со времени нашей последней встречи, когда мы распрощались с ним после достославной истории с желтым колетом, едва не стоившей жизни нашему государю на охоте в Эскориале.
– Хорош! Молод и хорош! Видный, статный, бравый! Не то что мы с вами, дорогой капитан… Мы-то помаленьку начинаем выглядеть на свои годы.
Это была его обычная ласковая шутливость. По счастью, воротилась прежняя наша близость. И мы отмечали встречу за ужином в остерии на Пиццофальконе, сидя в беседке, увитой засохшей лозой, под парусиновым навесом, защищавшим от буйного великолепия неаполитанского солнца: а подаваемое нам угощение – цукини с маслом и уксусом, жареные голуби, жаркое из козленка – очень щедро орошалось греческим и лакрима-кристи. Расстилавшийся перед нами вид поражал воображение – нестерпимо-синее море с белевшими там и сям парусами, темный, окутанный дымком склон отдаленного Везувия и простершийся у наших ног в предгорье волшебный Неаполь. Галеры и парусники в порту, слева – Кастильнуово и дворец вице-короля, за спиной – внушительная громада замка Сан-Эльмо, справа – побережье Чиайа с протяженной линией особняков и дворцов и прекрасным пляжем, который по дуге уходил к Мерджелине и зеленеющим вершинам Посиллипо.
– Я так полагаю, без Иньиго не обойдется.
Дон Франсиско произнес эти слова как бы между прочим – между двумя глотками вина, я хочу сказать, – но краем глаза наблюдая за капитаном Алатристе. Я заметил, что и тот бросил на меня короткий выжидательный взгляд. Потом откинулся на спинку стула – колет расстегнут, рубашка на груди распахнута – и уставился куда-то в синий горизонт, примерно в ту точку, где вдалеке смутно виднелся остров Капри.
– От него зависит, – сказал он.
О деле Кеведо рассказал бегло, в подробности не вдаваясь и не слишком отвлекаясь от голубей. Устроить под Рождество переворот в Венеции. Свести счеты с этими пожирателями печенки в луковом соусе, переменчивыми и неверными, как гулящие девки. Всякие мелочи он обговорит со мной и с капитаном попозже, в свое время. В том, разумеется, случае, если я, фигурально выражаясь, попрошу у банкомета карту, благо колода уже распечатана.
