Кристофер Сэнсом - Плач
– Молодой джентльмен, юрист, приходивший два дня назад, пришел снова. Он так и не говорит своего имени. – Броккет нахмурился на такое нарушение этикета. – Я сказал ему, что вы ненадолго зайдете на обед. Он ждет у вас в кабинете.
– Спасибо, Мартин.
Я скорее вошел внутрь. В кабинете я увидел стройную фигуру сидящего в кресле Уильяма Сесила с задумчивым и обеспокоенным лицом. При моем появлении он встал и поклонился.
– Простите, что беспокою вас в день Господень, сэр, – быстро проговорил он, – но произошли серьезные события.
– Касающиеся «Стенания»?[24]
– Не напрямую.
– Вы нашли друзей Грининга? Лорд Парр сказал, что вы поговорите с ними.
– Я попытался. Но все они сбежали из своего жилья. Исчезли, все трое. Никто не знает куда. – Молодой человек тяжело вздохнул. – Однако мы должны поговорить об этом подмастерье Элиасе.
– Вы разыскали его?
Сесил набрал в грудь воздуха и посмотрел на меня в упор своими выкаченными глазами.
– То, что от него осталось. Его нашла собственная мать прошлой ночью в проходе у их дома с проломленной головой в луже собственной крови. – Его лицо исказилось судорогой.
– Господи Иисусе!
Уильям не отрываясь смотрел на меня.
– Но перед смертью он успел кое-что сказать ей – женское имя.
– Какое? – Я боялся услышать имя королевы, но Сесил сказал:
– Анна Эскью. Он успел выговорить: «Убит за Анну Эскью».
Глава 12
Мать Элиаса жила в узеньком переулке между Патерностер-роу и собором Святого Павла, огромная тень которого и гигантский шпиль маячили над бедными домами внизу. Мы с Сесилом направились из моего дома прямо туда.
По пути он тихо рассказал мне, что случилось:
– Лорд Парр попросил меня поговорить с тремя друзьями Грининга. Он рассказал мне о его убийстве и о том, что пока подозреваемых нет, но есть деликатные политические последствия, и он хотел бы, чтобы вы поговорили с его друзьями. Насколько я понимаю, вам он рассказал больше. – Уильям бросил на меня взгляд с искоркой любопытства в своих больших глазах.
– Немного больше, – ответил я и с сочувствием заключил: – У вас, наверное, был хлопотливый день.
– Да. Жена расстроилась, что я работаю в воскресенье, но я сказал ей, что этого требует необходимость.
– А вы сами не знали кого-нибудь из друзей Грининга? – спросил я.
– Нет, – ответил мой спутник чуть резковато. – Но один мой друг из нашего прихода знаком с Кёрди, свечником. Похоже, Кёрди может оказаться сакраментарием – его семья явно принадлежит к старым лоллардам, как и у Грининга. Может быть, он даже анабаптист, хотя это, пожалуй, слухи. – Он уставился на меня твердым немигающим взглядом. – Для ясности, мастер Шардлейк, я никогда не оправдывал сакраментаризма и не могу питать ничего, кроме отвращения, к этим анабаптистам, которые хотят перевернуть все, толкуя Библию в соответствии с собственными дикими фантазиями. То, что Грининг и его друзья игрались с такими идеями, вовсе не означает, что они поддерживали их. – При всей своей молодости Сесил говорил как взрослый, опытный мужчина.
– Это верно.
– Все друзья Грининга жили близ Патерностер-роу и собора. Сегодня я вышел рано утром – думал, что это лучшее время, чтобы застать их, перед воскресной службой. Изгнанный шотландский проповедник Маккендрик жил в дешевой комнатке, которую снимал у свечника Кёрди, вдовца. Очевидно, Кёрди был дружелюбным, общительным человеком, имевшим профессию и сотрудничавшим с другими производителями свечей. Маккендрик же, со своей стороны, слыл угрюмым. И он человек рослый, бывший солдат, люди старались с ним не браниться.
– Эти два друга Грининга – очень разные люди.
– Что предполагает общие религиозные склонности. Как бы то ни было, когда я прибыл в дом к Кёрди, там не было ни того ни другого. По словам домохозяйки Кёрди, они исчезли ночью два дня назад, ничего с собой не забрав.
– То есть куда-то сбежали.
– Несомненно. А третий друг Грининга, голландец Вандерстайн, занимается торговлей тканями и является посредником для фландрских скупщиков шерсти. У него собственный аккуратный домик, но когда я туда пришел, его стюард рассказал ту же историю: хозяин внезапно исчез два дня назад, почти ничего с собой не взяв.
– Может быть, они боялись разделить судьбу Грининга?
– Может быть. Или, если это сакраментарии, они могли испугаться внимания со стороны людей епископа Гардинера. В этом случае одному Господу известно, куда они делись.
Я вспомнил письмо от Хью – историю про беженцев, прибывающих в Нидерланды, спасаясь от преследований. А Вандерстайн был родом из Фландрии.
Сесил же продолжал:
– Тогда я решил зайти к матери Элиаса, узнать, нет ли у нее новостей, или, может быть, он сам вернулся домой. И нашел ее рядом с домом – стоя на коленях, она безумно смывала кровь с края прохода между домами.
– Боже милостивый!
– У нее две малолетние дочки, а муж в прошлом году умер от ангины.
– Возможно, потому Элиас и поступил на новую работу в том же квартале.
– Возможно. – Уильям глубоко вздохнул. – Мать Элиаса сказала мне вчера ночью, после полуночи, что услышала, как сын снаружи зовет на помощь. И, как любящая мать, она поспешила выйти. – Он снова вздохнул и покачал головой. – И увидела, как он умирает. Пусть она сама вам расскажет. Она принесла тело в дом. Боже, от этого зрелища меня чуть не вывернуло!
– Она заявила властям?
– Нет. Из-за того, что Элиас сказал перед смертью.
– Имя Анны Эскью?
– Да. – Мой спутник понизил голос. – А теперь тише, посмотрите туда.
Мы шли по Патерностер-роу. По случаю воскресенья все лавки и мастерские были закрыты, однако какой-то человек в черном камзоле медленно шел по залитой солнцем улице, заглядывая в окна. Сесил сардонически улыбнулся.
– Я знаю его. Это один из шпионов епископа Гардинера. Наверняка высматривает запрещенные заглавия или подозрительных посетителей у печатников.
Мы прошли мимо него и, оглянувшись с безопасного расстояния, я спросил Уильяма:
– Вы давно работаете в Научном совете королевы?
– Всего два года. Лорд Парр был добр ко мне и оказал протекцию.
Я подумал, что в отношении способностей Сесила сомнений нет. Как и в отношении его сочувствия реформаторам.
– А откуда вы родом? – спросил я. – Мне показалось, я уловил в вас нечто линкольнширское. Мой ученик оттуда.
– Вы угадали. Моя первая жена, как и я, была оттуда, но, как это ни печально, Бог взял ее к себе во время родов, но оставил мне нашего сына.
Я взглянул на молодого человека. У него было ничем не примечательное лицо, если не считать выразительных глаз навыкате, которые, как я заметил, редко моргали, и этого ряда из трех родинок на щеке. Тем не менее к середине третьего десятка он уже успел жениться, овдоветь и снова жениться, а также попасть в доверие к высшим лицам королевства. При всей своей заурядной наружности и сдержанных манерах Уильям Сесил был человеком незаурядным.
