Мишель Зевако - Принцесса из рода Борджиа
— Господи, — прошептал молодой человек, — я делал все, что мог: я публично исповедался и покаялся, я соблюдал пост и читал молитвы — но все напрасно. Я сгораю от любви. Господи, сжалься надо мной!
Он уткнулся лбом в каменные плиты пола… Но по-прежнему образ смеющейся Марии стоял перед его глазами; он чувствовал на губах жар ее поцелуев.
Погрузившись в свои мечты, Жак потерял представление о том, где находится.
Вдруг он очнулся, до его сознания дошло, что он один, ночью, в часовне… Его охватил страх. Часы начали бить полночь. Дрожа, он считал удары:
— Девять!.. Десять!.. Одиннадцать!.. Двенадцать!..
С двенадцатым ударом в глубине часовни вспыхнул странный свет. Волосы зашевелились на голове Клемана, крик ужаса вырвался из его груди — он увидел, как медленно отворилась дверь крипты и оттуда вышла прекрасная молодая женщина в ослепительно белых одеждах, с распущенными по плечам золотыми волосами. В руке она держала кинжал.
Жак Клеман, убежденный, что удостоился лицезреть чудо, молитвенно сложил руки… Он видел перед собой Марию де Монпансье! Ту, кому он поклонялся!
Женщина стояла неподвижно и смотрела на монаха с чарующей улыбкой. Прошло несколько секунд, и Жак понемногу начал приходить в себя.
— Кто ты? — спросил он прерывающимся голосом. — Ты образ той, кого я люблю? Ты богиня или порождение преисподней?
Женщина заговорила. Нежным голосом она произнесла:
— Успокойся, Жак Клеман… Я не порождение преисподней… и вот доказательство тому!
Женщина-призрак погрузила руку в сосуд со святой водой.
— Кто же ты тогда? — воскликнул монах.
— Но я и не богиня… Я — один из воздушных духов, кого Господь посылает к тем людям, которых Он избрал для исполнения Своей воли… я тот, кого вы на земле называете ангелами…
— Но почему, — прошептал монах вне себя от волнения, — почему ты принял этот облик?!
— Потому что это облик той, кого ты любишь. Там, на Небесах, услышали твои молитвы. И сжалились над тобой… Я принял этот облик, и это означает, что тебе разрешено любить эту женщину…
Жак Клеман вскрикнул:
— Мне дозволяется ее любить!
— Да… при условии, что ты выполнишь приказ, который я тебе передам.
— Говори! Говори! Говори! — повторял в исступлении Жак.
Ангел лукаво улыбнулся и сказал:
— Я. посланник всемогущего Бога, пришел передать тебе приказ. Жак! Послушай… Там, на Небесах, тебе уготован венец мученика… А здесь, на земле, — венец любви.
— Что я должен делать? — воскликнул молодой монах.
— Ты должен исполнить волю Высшего Судьи и освободить народ Франции: ты избран, чтобы сразить Валуа… От тебя тиран должен принять смерть…
С этими словами женщина исчезла во мраке. Монах упал ниц на холодные плиты. Силы покинули его. Он хотел убежать, но словно прирос к полу. Он весь дрожал, по его лбу струился пот…
Прошел час, прежде чем он, немного успокоившись, с трудом смог подняться на ноги… Жак спрашивал себя: не приснилось ли ему это? В часовне было тихо, все вещи находились на своих местах, дверь крипты была закрыта. Жак решил, что попросту грезил.
— Какой прекрасный сон, — прошептал он, — мне дано право любить!
Но вдруг Жак обо что-то споткнулся. Он наклонился и в ужасе поднял с пола… кинжал, который ангел держал в руке! Ангел оставил ему доказательство своего пребывания на земле!
— О! — воскликнул монах, судорожно сжимая кинжал. — Значит, это был не сон! У меня есть право любить! Ибо вот оружие, которым я убью тирана!
Он вышел ощупью из часовни, бегом вернулся в свою келью, задыхаясь, упал на кровать и лишился чувств. Кинжал из рук он так и не выпустил.
Глава 18
МЕЛЬНИЦА НА ХОЛМЕ СЕН-РОК
Мечта Пикуика и Кроасса сбылась — они получили высокое звание лакеев господина герцога Ангулемского. Правда, это было не совсем то, чего они желали, ибо наиболее почетной для себя они считали службу у шевалье де Пардальяна. Но поскольку Пардальян и молодой герцог с недавнего времени жили под одной крышей, бывшие силачи из труппы Бельгодера были вполне удовлетворены. Став лакеями Карла Ангулемского, они надеялись со временем стать оруженосцами Пардальяна, которым безмерно восхищались. Об этом они и сообщили шевалье.
Тот им ответил, что его скитальческая жизнь не позволяет ему иметь даже одного лакея, не говоря уж о двух.
— Но, Ваше Высочество… — возразил Пикуик.
— И потом, — перебил его Пардальян, — вы начали титуловать меня «Ваше Высочество». Это раздражает мой слух.
— Больше вы этого не услышите, — произнес Кроасс, — мы будем называть вас «Ваше Величество».
— «Вашего Высочества» вполне достаточно, — холодно сказал Пардальян.
— Мы обращаемся к вам так, как обращаются к брат короля, — настаивал Пикуик.
— Смотри-ка! А ты не дурак, знаешь все тонкости этикета…
— Еще бы, ведь я получил образование, — скромно сказал Пикуик. — Если Ваше Высочество захочет нас испытать, то не пожалеет об этом.
— Но у меня на службе вы не заработаете ничего, кроме синяков. Вам придется скакать по дорогам, засыпать на голодный желудок и чаще держать в руке шпагу, чем стакан — вот и все, чем я могу вас соблазнить.
— Да-а, — протянул Кроасс, поморщившись.
— С вами, Ваше Высочество, — произнес Пикуик, бросая грозный взгляд на своего товарища, — я согласен на любые приключения.
В этот момент неожиданно появился Карл Ангулемский и тотчас же нанял обоих горемык на службу: ведь они знали Виолетту и, вероятно, могли многое рассказать. В тот же день Пикуик и Кроасс были переселены в дом на улице Барре и переодеты во все новое.
— Давай сожжем наше старое тряпье! — предложил Кроасс.
— Наоборот, мы сохраним его. Никогда не знаешь заранее, как дело обернется. Твое новое положение внушило тебе непомерную гордыню. Но я-то умею угадывать будущее.
Назавтра после этого счастливого дня, в который двое бедолаг обрели то, что Пикуик справедливо назвал «новым положением», имея в виду кров и кусок хлеба.
Шевалье Пардальян и молодой герцог вышли из дома с намерением отправиться в аббатство на Монмартре, чтобы попробовать разговорить цыганку Саизуму. Пикуик и Кроасс, гордые, как два Артабана note 7, одетые с иголочки и к тому же вооруженные до зубов, следовали за своими хозяевами.
Изредка отвечая Карлу, который, конечно, не мог беседовать ни о чем, кроме Виолетты, Пардальян думал о том, как ему отыскать Моревера. Вдруг он заметил, что впереди них идут два человека. В одном шевалье без труда узнал своего врага.
Пардальян побледнел. Глаза его сощурились, а рука сжала эфес шпаги. Но он даже не ускорил шага. Ему захотелось было подойти к Мореверу, вызвать его на поединок и убить… Но он тотчас отогнал эту мысль. Не так должен умереть Моревер!
