Редьярд Киплинг - Ким
— Не бойся, — внезапно проговорил мистер Лурган.
— Чего мне бояться?
— Ты будешь ночевать здесь сегодня и останешься со мной до тех пор, пока не настанет время отправиться в Нуклао. Таково приказание.
— Таково приказание, — повторил Ким. — Но где же я буду спать?
— Здесь, в этой комнате. — Лурган-сахиб махнул рукой во тьму позади себя.
— Пусть будет так, — спокойно сказал Ким. — Ложиться сейчас?
Сахиб кивнул головой и поднял лампу. По мере того как освещались стены, на них вырисовывалось целое собрание масок, употребляемых в Тибете при танце дьяволов, окруженных драпировками с вышитыми на них изображениями дьяволов, — обычные принадлежности этих ужасных церемоний. Тут были маски с рогами, маски с устрашающим выражением и другие, полные идиотского ужаса. В углу японский воин, в панцире, с перьями на голове, угрожал ему алебардой и десятком стрел. Но что более всего заинтересовало Кима — маски, употребляющиеся при танце дьяволов, он видел в музее в Лагоре — это был вид ребенка-индуса с кроткими глазами, с легкой улыбкой на красных губах, который покинул его у входа, а теперь сидел, скрестив ноги, под столом с жемчужинами.
— Я думаю, что Лурган-сахиб хочет напугать меня. И я уверен, что этот дьяволенок под столом желает, чтобы я испугался. Это место, — вслух проговорил он, — похоже на Дом Чудес. Где моя постель?
Лурган-сахиб указал на одеяло местного производства, лежавшее под страшными масками, унес лампу и оставил комнату во тьме.
— Это был Лурган-сахиб? — спросил Ким, ложась на ковре. Ответа не было. Но он слышал дыхание мальчика-индуса, пополз по полу в темноте, ориентируясь по этому звуку, и ударил. — Отвечай, дьявол, — сказал он. — Разве можно так лгать сахибу?
Во тьме ему послышались отзвуки смеха. Смеялся не неженка — товарищ его по комнате, потому что тот плакал. Ким возвысил голос и громко крикнул:
— Лурган-сахиб! О, Лурган-сахиб! Это по приказанию твой слуга не разговаривает со мной?
— Да, по приказанию, — ответил голос позади Кима. Он вздрогнул.
— Хорошо. Но помни, — пробормотал он, укладываясь на одеяло, — я отколочу тебя утром. Я не люблю индусов.
Ночь прошла невесело. Комната была полна голосов и музыки. Ким просыпался два раза, потому что кто-то назвал его по имени. Во второй раз он отправился на поиски и кончил тем, что разбил себе нос о какой-то ящик, который говорит на человеческом языке, но с нечеловеческим акцентом. Ящик этот, по-видимому, заканчивался жестяной трубой и соединялся проволоками с ящиком меньших размеров, стоявшим на полу, насколько мог судить Ким, ощупав этот странный предмет. А голос, очень грубый и громкий, вылетал из трубы. Ким почесал нос и пришел в ярость, думая, по обыкновению, на индусском языке.
«Это было бы хорошо для нищего с базара, но я сахиб и сын сахиба и — что еще более важно — ученик школы в Нуклао. Да, — тут он перешел на английский, — ученик школы св. Ксаверия. Пусть лопнут глаза мистера Лургана! Это какая-нибудь машина вроде швейной. О, это славная штука с его стороны — но нас, из Лукнова, не испугаешь. Нет! — Он снова перешел на индусский язык. — Однако что он выиграет от этого? Он только торговец, и я, наверно, в его лавке. А Крейтон-сахиб — полковник, и я думаю, он отдал приказание проделать все это. Как я отколочу утром этого индуса!.. Это что такое?»
Из ящика с трубой лился целый поток такой отборной ругани, какой не слыхивал и Ким. От этой ругани, произносимой высоким, равнодушным голосом, у Кима на мгновение встали дыбом короткие волосы на затылке. Когда замолк этот противный голос, Ким несколько успокоился, услышав тихий шум, похожий на шум швейной машины.
— Замолчи! — крикнул он на индусском языке и снова услышал прерывистый смех. Он принял решение. — Замолчи — или я разобью тебе голову.
Ящик не обратил внимания на его слова. Ким изо всех сил толкнул ящик, и что-то щелкнуло. Очевидно, то поднялась крышка. Если там внутри сидел дьявол, то теперь ему как раз время показаться. Ким чихнул, подумав, что так пахнут швейные машины на базаре. Он выгонит этого шайтана. Он скинул куртку и бросил ее в отверстие ящика. Что-то длинное и круглое подалось под давлением, раздался шум, и голос умолк, как обычно смолкают голоса, если бросить куртку на тройной подкладке на восковой цилиндр и валы, приводящие в действие дорогой фонограф.
Остальное время ночи Ким спал спокойно.
Утром он проснулся и почувствовал, что Лурган-сахиб смотрит на него.
— О-о! — сказал Ким, твердо решивший держать себя сахибом. — Тут ночью какой-то ящик говорил мне дерзости. Я остановил его. Это ваш ящик?
Лурган-сахиб протянул ему руку.
— Пожмите мне руку, О'Хара, — сказал он. — Да, это был мой ящик. Я держу такие вещи, потому что мои друзья раджи любят их. Этот сломан теперь, но он был относительно дешев. Да, мои друзья раджи любят игрушки, и я, иногда, люблю их.
Ким искоса взглянул на него. Он был сахиб по одежде, но акцент, с которым он говорил на языке урду, интонация его английских фраз показывали, что он не имеет ничего общего с сахибами. Он, по-видимому, понял, что происходит в уме мальчика раньше, чем тот открыл рот, и не старался давать объяснений, как это делал отец Виктор и учителя в школе. Лучше всего было то, что он обращался с Кимом, как со своим братом-азиатом.
— Жалею, что вы не можете побить сегодня моего мальчишку. Он говорит, что заколет вас ножом или отравит. Он ревнует, и потому я поставил его в угол и не буду говорить с ним сегодня. Он только что пытался убить меня. Вы должны помочь мне приготовить завтрак. Он слишком ревнует, чтобы на него можно было положиться в данное время.
Настоящий сахиб, приехавший из Англии, поднял бы шум в таком случае. Лурган-сахиб говорил так же спокойно, как и Махбуб Али рассказывал о своих делишках на севере. Задняя веранда магазина была выстроена на склоне горы так, что с нее были видны колпаки над печными трубами у соседей, как это всегда бывает в Симле. Лавка очаровала Кима даже более, чем чисто персидские блюда, собственноручно приготовленные Лурганом-сахибом. Музей в Лагоре был больше, но тут было собрано больше чудес — заколдованные кинжалы и колеса с молитвами из Тибета, бирюзовые и янтарные ожерелья; браслеты из зеленого нефрита; палочки ладона в кувшинах, покрытых необработанными гранатами, знакомые уже Киму дьявольские маски и стена, убранная драпировками синего павлиньего цвета; золоченые фигуры Будды и маленькие переносные лакированные алтари; русские самовары с бирюзой на крышке; тонкие фарфоровые сервизы в оригинальных восьмиугольных камышовых ящиках; распятия из пожелтевшей слоновой кости («Кто мог бы подумать, что они из Японии?» — говорил Лурган-сахиб); пыльные тюки ковров, отвратительно пахнувшие, засунутые за разорванные, источенные червями ширмы, различные геометрические фигуры, персидские кувшины для омовения рук после еды; курильницы для благовоний из желтой меди не китайской и не персидской работы с изображениями бегающих дьяволов; потускневшие серебряные пояса, свертывавшиеся, как сырая кожа; головные булавки из нефрита, слоновой кости и халцедона; оружие различного сорта и вида и тысячи других редкостей — все это лежало в ящиках грудами или было просто брошено в комнате; пустое место оставалось только вокруг расшатанного деревянного стола, на котором работал Лурган-сахиб.
