Юрий Торубаров - Тайна могильного креста
На ее вопли в спальню вбежал испуганный Михаил. Такой разгневанной свою супругу он еще никогда не видел. Куда девалась представительность, дородность? Перед ним была разъяренная волчица, готовая зубами перегрызть глотку. Бросив трясти слугу, она подскочила к мужу.
— Дожили, дорогой муженек! Тебя перестали признавать за князя! Из-под носа ведьму похитили! — визжала она, брызгая слюной.
Путша, получив свободу, потихоньку подполз к двери и выскочил из нее, крестясь на ходу.
— Кто похитил? — Михаил неприветливо посмотрел на жену.
— Без твоего воеводы не обошлось! Надо срочно послать нарочных в Козельск, пусть все разузнают.
— Открыто действовать нельзя. Ссориться с воеводой нам не с руки. Лучше применить хитрость. Я пошлю боярина Судислава. Он пригласит юного князя, его сестру, воеводу с сыном к нам на пир.
Княгине ничего не оставалось, как согласиться.
Аскольд понимал, что зря отец торопить не будет. Он с сожалением расстался с Всеславной и обещал вскорости быть. Скачка была бешеная — и не зря. Почти одновременно к городу двигался другой отряд, и если бы не подставы отца, мог успеть раньше Аскольда.
Сеча вернулся с охоты с отменной добычей. Хотя его долго не было, но шкур да мяса привез богато. В этом мог убедиться прибывший внезапно гонец Великого князя. Жаль только, что на охоте зверь малость зацепил плечо сына. Поэтому поездка в Чернигов зависит всецело от здоровья Аскольда. Юный князь Козельский, радостно принявший первое приглашение на пир, знал одно: сестра загостилась в Киеве и скоро будет. Сам воевода почувствовал после охоты недомогание и вынужден был не вылезать из своей бочки с целебным отваром. Боярин втихую расспрашивал козельчан, но они в ответ на любые посулы твердили одно:
— Воевода и сын были на охоте.
Даже князь Всеволод ничего не прояснил. Он, конечно, каялся, что не поехал тогда с воеводой на охоту, но больше ничего не мог сказать определенного. Боярину Судиславу ничего не оставалось делать, как, еще раз напомнив о приглашении, отбыть обратно в Чернигов.
Глава 18
Овсей бил старшего сына неистово, со злостью. Маленький, худенький, но жилистый смерд с горящими от гнева глазами без устали колотил по широкой, здоровенной спине Кулотки обломком жерди, приговаривая:
— Вот тебе свадьба, вот тебе свадьба!
Сын, закрыв руками голову, молча принимал побои, только клонился все ниже, вздрагивая от каждого удара. Жена, здоровая баба с вялым безжизненным лицом и бледными, рано выцветшими глазами, которые сейчас были полны слез, бегала вокруг, причитая:
— Овсей, миленький, не по голове, не по голове…
— Пошла, дура! — орал муж на жену, замахиваясь и на нее, когда та подступала слишком близко.
Она неуклюже поворачивалась, подставляя такую же широкую, как у сына, спину, и отходила на несколько шагов. Вокруг стояло еще семеро ртов, мал мала меньше, и все в рев кричали, напуганные поркой брата. На их крик собрались соседи, но оставались за высоким плетнем, не решаясь войти: знали неукротимый нрав хозяина, когда он под горячую руку мог дать здорового подзатыльника и соседу.
А начиналось все хорошо. Еще в прошлом году заботливый, работящий Овсей присмотрел за Жиздрой полянку, заросшую редковатым леском, и выпросил ее у молодого князя. Василий отдал ее почти даром, не то что Всеволод, содравший с Овсея за семена три шкуры.
Ранней весной, только появились прогалины, Овсей с семьей выехал в поле. Работали от зари до зари: рубили и валили лес, корчевали пни. К началу посевной поле было готово. Опять пришлось бежать к всеволодовскому тиуну. К князю Василию постеснялся: уж больно добр князь и неудобно просить у него еще гроши для покупки плуга. Тиун заломил столько, что пришлось Овсею уйти несолоно хлебавши. Отдать треть урожая за несколько грошей! Покрутился смерд, походил по другим, да те тоже цену ломили немалую. Боярин Вырда вообще половину урожая потребовал. Нечего делать — вернулся Овсей к княжьему злодею, который, усмехнувшись, набросил еще несколько мер. Но ничего, Овсей выбьется, будет работать день и ночь. И урожай будет. Землица там, что песок, так и рассыпается по крупинкам. Такая землица всегда с хлебом оставит, будет что деткам пожевать и чем с долгами расплатиться. Да и старшего женить пора. И девка уже сыскалась хорошая, работящая, только семья такая же: ртов много, хлеба мало. Ничего, справится Кулотка! Парень тоже работящий — под старость лет опора родителям будет.
Какая была радость в семье, когда Овсей молча сбросил с плеч посреди двора тяжелый плуг, который притащил от Еловата, — дай Бог ему здоровья, взял за работу по-Божьи. Осталось несколько тоненьких серебряных монеток для покрытия хозяйственных нужд. Сбежались соседи — посмотреть на черное железное чудо, расспрашивали, сколько заплатил. Овсей отвечал с достоинством, не торопясь, но чувствовалось, что радость его била через край, и он ее еле сдерживал.
Кривой сосед Брага, живший через два дома, бросил:
— Зачем только деньгу забил? Я сохой землю ковыряю — ничего, родит…
— Ну и ковыряй. А смотри, у князя, бояр, которые плугами пашут, какой хлеб родится! Загляденье! Руки-ноги у меня есть, работы не боюсь. Будет у меня хлеб. Кулотку женить надо, осенью свадьбу играть будем. Без грошей никуда.
— Так-то так… — согласился сосед.
Обсмотрев покупку со всех сторон, соседи разошлись по домам.
Овсей не спал всю ночь — все мерещилось, что кто-то хочет украсть приобретение. Не выдержав, затащил плуг в дом, но все равно поминутно просыпался, чтобы убедиться: мечта его жизни стоит рядом.
Задолго до пахоты, отрывая кусок от себя и деток, подкармливал Овсей свою пегую кобылку, которая за долгую зиму так отощала, что видно было каждое ребро. После Авсена дня, пособрав по сусекам все зерно, оставшееся от урожая, отдал лошади. Ребятишки, глотая слюнки, смотрели, как та, покручивая нечесаным хвостом, в котором еще с осени держался репей, с жадностью хрустит золотистыми зернышками. Но тронуть хоть одно не смели: отец был строг и короток на расправу.
И вот долгожданный день настал. Поднялись задолго до рассвета, запрягли в полуразбитую повозку лошаденку, взвалили плуг, мешки с зерном и всей семьей двинули на поле. На телегу никто не садился — берегли лошадь. Мать, проводив их до околицы с малышом на руках, вернулась, чтобы заняться скотиной.
Когда Овсей с помощниками добрался до места, уже рассвело. Он впряг кобылу в плуг, упал на колени и стал яростно молиться, прося помощи, дождика, урожая.
Встав, поплевал на руки и… Неизвестно, кто больше тащил плуг — то ли лошадь, то ли поочередно отец с сыновьями. Они торопились: надо было еще отрабатывать на княжеских землях. К обеду выбились из сил. Прямо тут, на поле, пожевали, не забыв отдать лучшее своей кормилице, чуток вздремнули. И снова, поплевав на мозолистые, шершавые руки, впряглись в работу…
