Паулина Гейдж - Искушение фараона
Си-Монту кивнул. Хаэмуас всегда испытывал благодарность по отношению к брату за то, что тот не совал нос в чужие дела, за то, что всегда готов был принять тебя, не требуя объяснений.
– Хорошо, – улыбнулся Си-Монту. – Обсуждение просьбы отца не займет у нас много времени. В этом году ожидается огромный урожай винограда, если только мне удастся предотвратить болезнь лозы. Плоды уже завязались, сами ягоды небольшие, но грозди – огромные. Однако в некоторых местах чернеют листья и лозы. Ты лекарь, может быть, посмотришь сам и посоветуешь какое-нибудь лекарство. Эй! – окликнул он слугу, который принес припорошенную пылью опечатанную бутыль и две алебастровых чаши. Слуга подал бутыль Си-Монту, и тот, предварительно осмотрев печать, взломал ее и разлил вино.
Хаэмуас смотрел, как густая темная струя льется в чаши, внезапно пронизанная яркими лучами солнечного света. Си-Монту предостерегающе поднял палец:
– По одной чаше сейчас, потом ты посмотришь лозы и выпишешь отцу счет за предоставленные услуги, потом – еще по одной, или, если захочешь, допьем эту бутыль до дна. – Он улыбнулся, и Хаэмуас, сам того не ожидая, улыбнулся брату в ответ. – Если хочешь, я прикажу унести бутыль после того, как ты выпьешь две чаши. – Он подал чашу Хаэмуасу и поднял вверх свою. – За Египет! Пусть вечно он правит всеми землями, что нам так нужны!
Хаэмуас выпил. Вино, терпкое и сладкое, приятно охладило горло. Великолепный букет. Через некоторое время благородное тепло разлилось по жилам, и Хэамуас впервые за весь день почувствовал облегчение и покой. Они долго беседовали с братом о своих семьях, о врагах, о делах в соседних странах – предмет, мало известный Си-Монту и еще меньше его интересовавший, – а также о множестве крестьянских забот.
Наконец Си-Монту поднялся, и вдвоем они неспешно двинулись по винограднику. Хаэмуас с мрачным юмором заметил, что брат не потрудился приказать, чтобы им устроили навес от солнца. Так они и стояли под палящими лучами, осматривая листья и беседуя о делах. Хаэмуас высказал кое-какие предложения. Си-Монту согласился. Никто лучше него не знал, как следует ухаживать за виноградными лозами, и все же Хаэмуас смог оказаться полезным брату.
Потом они неторопливо вернулись в сад, чтобы выпить по второй чаше вина.
– Знаешь, – начал Си-Монту, как только они уселись в тени, – вид у тебя такой, будто тебе только что с немалыми усилиями удалось спастись из Подземного царства, а по дороге ты еще и расправился с Великим змеем. Так что же случилось?
И Хаэмуас обо всем ему рассказал. Едва коснувшись своей душевной раны, он не мог уже остановиться, слова лились и лились непрерывным потоком, и когда он наконец замолчал, солнце уже клонилось к закату. Си-Монту все время не отрываясь смотрел на брата, не произнося ни слова, лишь изредка негромко покашливая. Когда же Хаэмуас замолчал, Си-Монту выпил свою чашу до дна и вновь налил вина себе и брату. Потом он сидел, не произнося ни слова, рассеянно теребя бородку.
Появилась Бен-Анат. Она вопросительно взглянула на мужа. Тот поднял вверх два пальца, она улыбнулась, кивнула и вновь скрылась в тени дома – по-прежнему узкой, но уже начинавшей заметно удлиняться. Хаэмуас с завистью смотрел, какое тонкое взаимопонимание царит между ними.
– Когда я полюбил Бен-Анат, – начал Си-Монту, – весь двор дружно пытался мне внушить, что я веду себя как безумный. Отец часами вел со мной беседы. Мать подсовывала самых соблазнительных женщин, каких ей только удавалось заставить при помощи уговоров и угроз. И в конце концов меня лишили права наследования. И что? – Он рассмеялся. – Да мне было совершенно все равно. Ни единой секунды я не сомневался в том, что делаю. Все силы, вся моя энергия ушли на то, чтобы завоевать единственную женщину, которая мне нужна.
Хаэмуас про себя улыбнулся. Си-Монту обладал недюжинной силой, и если направить ее в одно русло, сопротивление этой силе и энергии было бесполезно.
– Она – единственная дочь капитана сирийского судна, но, о боги, сколько же в ней тогда было надменности! А потом вдруг она забеспокоилась, что со временем я не смогу простить ей, что из-за такого брака вынужден был отказаться почти от всех своих царских привилегий. Но ни разу в жизни я не пожалел о своем решении. – Он устремил на брата неожиданно трезвый взгляд. – Ты испытываешь к Нубнофрет подобные чувства?
– Тебе прекрасно известно, что это не так, – признался Хаэмуас. – Я люблю ее настолько, насколько вообще способен любить…
– Насколько ты разрешаешь себе любить, – перебил его Си-Монту, – то есть пока твои чувства не причиняют тебе неприятностей. И кто может судить, кому из нас больше повезло в жизни или кто поступил более мудро? Смотри на вещи трезво, Хаэмуас. У тебя любящая жена и хорошая семья. А ты отчаянно стремишься овладеть женщиной, которую несколько раз увидел на улице. Возможно, с тобой такое творится впервые в жизни. И что теперь делать?
Хаэмуас протянул руку, чтобы вновь наполнить свою чашу. Си-Монту не спешил исполнить его просьбу. Хаэмуас коротко кивнул. Со вздохом Си-Монту налил ему вина до краев. После чего продолжал:
– Подобные страдания выпадали на долю многих. Они, мой ученый брат, зовутся похотью. Похотью. Только и всего.
Ты так мучаешься, словно на карту поставлено существование самого дорогого, что у тебя есть, включая и твою жизнь. Но ведь на самом деле это не так. У тебя есть два пути. – В задумчивости он провел своими короткими мозолистыми пальцами по лицу, смахнув с усов кроваво-красные капли вина. – Ты можешь продолжить поиски этой женщины, и когда-нибудь – ты ведь и сам это знаешь, – когда-нибудь ты непременно ее найдешь. И станешь предлагать ей по очереди всевозможные блага, пока наконец не отыщется ключик, способный отомкнуть замок ее добродетели, однако к тому времени твое желание начнет постепенно угасать. Есть еще другой путь: не давай ей завладеть твоими помыслами, гони ее от себя прочь, и тогда через шесть месяцев ты и думать о ней забудешь. – Он подмигнул Хаэмуасу. – Во втором случае тебя, возможно, станут терзать любопытство и сомнения – от чего именно ты отказался, однако, зная твой характер, любезный братец, я бы сказал, что эти сомнения не будут слишком долгими.
«Когда-то раньше ты хорошо знал мой характер, – подумал Хаэмуас, – но время не стоит на месте. Мне вовсе не нравится, что все складывается именно так, и мне кажется, ты не можешь понять меня, Си-Монту, но, по-моему, я больше не способен управлять собственными мыслями и желаниями».
– А что бы ты сделал на моем месте? – спросил он вслух.
– Я бы все рассказал Бен-Анат, – не задумываясь ответил Си-Монту, – а она бы сказала мне так: «Ты, низкое отродье иссохшего фараона, если я не слишком хороша для тебя, убирайся вон и ищи себе компанию на проезжей дороге. Но когда ты приползешь ко мне на коленях и будешь слезно молить о милости, говоря, что я – лучшая во всем мире, я, так и быть, пущу тебя на кухню, где твое место будет среди самых низких рабынь, которым, впрочем, ты к тому времени сделаешься ровней». Дело в том, – просто продолжал Си-Монту, – что ни одна другая женщина не вызывает у меня такого жгучего желания, как моя жена. Хочешь совет? – Хаэмуас молча кивнул. – Прекрати свои поиски и преследования, обрати внимание на Нубнофрет – она заслуживает почитания и за свою красоту, и за то, что великолепно исполняет обязанности жены, а еще – закрой гробницу.
