Паулина Гейдж - Искушение фараона
Рот Хаэмуаса внезапно наполнился слюной.
– Но ты настаивал, я ведь видел. Я видел!
– Да, царевич, я так просто не сдался, – покачал головой Амек. – Тогда она повторила еще раз, что она – благородная женщина, а не простолюдинка. И что я должен передать ее слова моему самонадеянному хозяину-грубияну.
«Самонадеянный грубиян». Хаэмуас чувствовал, как в голове у него одно за другим рождаются жестокие проклятия.
– Но ты хотя бы попробовал выяснить, где она живет? – спросил он.
Амек кивнул.
– Я сказал, что мой хозяин – очень богатый и влиятельный человек и что он уже долгое время ищет ее. Я подумал, что она, возможно, будет польщена и смягчится, но мои слова не возымели никакого действия. Она лишь холодно улыбнулась, глядя мне прямо в лицо. «За золото меня не купишь, а власти я не боюсь» – вот как она сказала. Я не захотел превышать данных мне полномочий, царевич, и поэтому не стал ее арестовывать. Мне пришлось ее отпустить.
Хаэмуас резко выбросил вперед кулак и ударил Амека в челюсть. Тот, не ожидая такого поворота событий, упал навзничь и, оглушенный, некоторое время лежал без движения.
Потом его голова склонилась в сторону, он коснулся рукой рта. «Арестовать! – Хаэмуас готов был кричать от досады. – Арестовать, избить ее, ты должен был силой затащить ее на борт и швырнуть к моим ногам!» Потом вдруг на него со всей силой обрушилась реальность, и Хаэмуас склонился на коленях перед слугой, охваченный ужасом от того, что только что совершил.
– Амек! – позвал он. – Прости. Я вовсе не хотел… Клянусь Амоном, я не собирался…
Амек с трудом улыбнулся.
– Я видел ее лицо, – произнес он. – И я не виню своего господина за то, что он меня ударил. Она прекрасна. Это я должен принести тебе извинения. Я не выполнил поручение своего господина.
«Да, ты видел ее лицо, – думал Хаэмуас, пораженный в самое сердце. – Ты чувствовал на своей коже ее дыхание, ты мог заметить, как вздрагивают у нее веки, как вздымается от негодования грудь, когда она набирает побольше воздуха, чтобы вложить в свой ответ все возможное презрение. Я рад бы ударить тебе еще разок».
– Нет, – коротко сказал он. – Нет, ты не виноват. – И с этими словами он резко повернулся и скрылся в каюте, со всей силой задернув за собой занавеску.
Больше он не отдавал распоряжений капитану лодки. Он сидел один в своей каюте, погруженной в голубоватую полумглу, подтянув колени к подбородку, крепко зажмурив глаза и раскачиваясь взад-вперед, охваченный унижением и яростью, направленной на сей раз на себя самого. «Никогда прежде не случалось такого, чтобы я ударил слугу, – мучительно думал он. – Жестко упрекал – да, кричал – да, бывали случаи, когда я почти терял самообладание, но никогда, никогда я никого не бил. А тут – Амека! Человека безупречной верности, всю жизнь прослужившего мне на благо, человека, который много лет защищал и охранял меня. – Хаэмуас закусил губу. Он почувствовал, что лодка, сделав небольшой рывок, отошла от болотистого берега, услышал, как капитан резко выкрикивает приказы команде. – Еще раз принести свои извинения – этого недостаточно, – размышлял тем временем Хаэмуас. – Урон уже нанесен. И невозможно сделать так, будто не было этой секунды, – секунды, когда я поддался вспышке безумной ярости. И в чем ее причина? – Он прислонился к стенке каюты, источавшей легкий аромат кедра, и открыл глаза. – Причина – женщина. Женщина, которую мне не удалось поймать. Амек честно исполнил свой долг, но решил не преступать законов Маат и не приводить ее ко мне силой». Хаэмуас услышал, как с наружной стороны в стену каюты робко постучал Каса. Царевич взял себя в руки.
– Входи!
Слуга раздвинул занавеси и с поклоном вошел в каюту.
– Поскольку не поступало никаких других распоряжений, царевич, капитан направил лодку к дому господина Си-Монту, – сказал он. – Будут ли у тебя какие-нибудь еще желания?
Хаэмуасу с трудом удалось подавить рвущийся наружу истерический смех. «Мое главное желание – заполучить эту похожую на мираж женщину, что сводит меня с ума. Мое другое желание – сделать так, чтобы события последнего часа начисто стерлись у людей из памяти. Еще одно мое желание – вернуть себе душевный покой, который я всегда принимал как должное».
– Принеси воды и фиников, – сказал он.
Хаэмуас подумал о том, чтобы повернуть лодку обратно к дому, но вдруг ему безудержно захотелось во всех подробностях поведать о случившемся любимому брату. Он выпил принесенной Касой воды, пожевал финик и сидел, погрузившись в невеселые раздумья.
Бен-Анат встретила деверя со своей обычной приветливостью, тепло обняла его и усадила отдыхать в саду, в тени огромной раскинувшейся сикоморы. Приставив к нему слугу и извинившись за то, что вынуждена оставить его на какое-то время в одиночестве, она поклонилась и ушла обратно в дом. Хаэмуас облегченно вздохнул. Общаться с Бен-Анат было легко и просто, но в его теперешнем состоянии Хаэмуас не мог заставить себя вести ни к чему не обязывающую беседу о семейных делах. Слугу он попросил принести пива и сидел теперь, принуждая себя делать небольшие, осторожные глотки, тогда как на самом деле он готов был выпить все залпом и потребовать еще. Жара сводила с ума, и ему хотелось напиться до беспамятства. Однако желание поговорить с Си-Монту взяло верх.
Наконец на лужайке показался брат. Он, видимо, утром работал на виноградниках и едва успел умыться и переодеться, но кроме узкой полоски белого полотна на бедрах, на нем больше ничего не было. Его кожа была смуглой от загара, а сам он – коренастым и крепким, не потому, что занимался стрельбой из лука, борьбой или катанием на колеснице, а потому, что многие часы проводил на полях, обливаясь потом наравне с крестьянами. В его обществе Хаэмуас чувствовал себя уютно и спокойно. Он поднялся и поцеловал брата в мягкую, заросшую щетиной щеку. Си-Монту взмахнул рукой, чтобы Хаэмуас устраивался поудобнее на подушках, разбросанных поверх тростниковой циновки. Сам он сел рядом.
– Что случилось? – мягко произнес он. – Почему ты пьешь пиво, когда вокруг лучшие виноградники во всем Египте? Глядя на тебя, Хаэмуас, виноградные лозы засохнут от огорчения. Как твои дела? Принеси вино пятилетней выдержки! – приказал он слуге, потом бросил на Хаэмуаса прямой, слишком проницательный взгляд. «Си-Монту умеет принять вид простого крестьянина, – размышлял Хаэмуас, – он может также орать и ругаться, как последний матрос, но и то и другое – обман. На самом деле он прекрасно образованный царевич этой страны, просто многие предпочли об этом забыть».
– Знаешь, Си-Монту, стоит только мне сегодня начать пить вино, и я уже не смогу остановиться, – признался Хаэмуас. – Так что давай покончим с делами фараона, а потом я хотел бы с тобой поговорить.
