Дневник шпиона - Смирнов Николай Николаевич

— Вы очень строги, сэр. К дамам надо относиться деликатней. Нельзя применять в отношении к ним принципы международной политики.

— Я это знаю и прошу вас считать разговор исчерпанным. Русские очень интересны и милы, но они не должны насаждать в Англии своих обычаев. Ни эмигрантам, ни большевикам это не удастся.

— Но она так страдает, сэр. Целый день слезы льются у ней по лицу. Она молится только об одном: чтобы ей удалось поговорить с вами, а потом умереть. Сходили бы вы к ней, сэр…

— Разговор окончен, Гроп…

— Слушаю-с, сэр.

30 июня. Парадный обед у Мабель вполне удался. Только очень богатые люди могут тратить столько провизии в связи с политикой.

Мабель была очень нарядна, хороша собой и с воодушевлением декламировала Шелли. Было много членов Рабочей партии, в том числе их знаменитый вождь Мак. В сущности говоря, все эти выбившиеся в люди пролетарии — славные и простые ребята, но они слишком много о себе думают. Они из кожи лезут, чтобы выглядеть аристократичнее. Кого они могут обмануть, я не знаю. Лично я всегда сквозь духи чувствую запах пота и сквозь перчатки вижу мозоли. Мак говорил хорошо свой спич, но я не могу верить ни одному его слову. Он доказывал, что консервативное правительство не справилось со своими задачами и скоро будет принуждено сложить оружие. С восторгом он кричал, что количество безработных в Англии подошло к двум миллионам, рынки отходят от нас, и мы нищаем. Единственный выход из положения — это Рабочая партия у власти. Сейчас в парламенте 138 лейбористов, надо понатужиться и провести триста. Тогда будет другая музыка. И он молил бога, чтобы все случилось именно так.

Он закатывал глаза к небу, держа в руке бокал, полный шампанским. Ужин превратился в форменный митинг, потому что вслед за Маком захотели говорить все. Раздавались пророчества, что мисс Мальмер непременно пройдет в парламент. Это единственное, что мне понравилось из речей.

Вернувшись домой, я подробно рассказал деду о политическом обеде у Мабель. Старик страшно смеялся и при этом приговаривал:

— Рабочая партия у власти… Но ведь это же революция! Этого никогда не было за всю историю Англии. Только этого нам теперь и не хватает.

Потом он перестал смеяться и сказал серьезно:

— Я допускаю такой исход только в одном случае: если тори захотят скомпрометировать лейбористов на веки вечные…

И он окутался дымом и газетами, как непроницаемой стеной. Для него все ясно в политике. Он меряет все на старую мерку. Это утешительно, но неправильно. Я не стал разубеждать его.

15 июля, Я получил записку от Черчилля с просьбой зайти к нему на квартиру в семь часов вечера.

Экс-министр принял меня в своем охотничьем кабинете. Прежде всего он показал мне свою коллекцию африканских шкур и рассказал, при каких условиях звери были убиты. У меня создалось такое впечатление, что Уинстон ворвался когда-то в Лондонский Зоо и перебил там всех экзотических животных. У него кресло сделано из слоновых клыков, и хвостом слона он пользуется, как веером. В коридоре постлан длинный коврик из шеи жирафа. Даже галстук у него из кожи гремучей змеи. Я с большим интересом слушал рассказы Черчилля, хотя отлично понимал, что пригласил он меня вовсе не для того, чтобы делиться охотничьими воспоминаниями. Действительно, поговорив сколько полагается, Черчилль глубоко уселся в кресло и закурил свою сигару.

— Вот в чем дело, Кент… — сказал он, посмотревши на меня одним глазом, как охотник, который приготовился стрелять. — Как вы знаете, я отдыхаю с октября прошлого года и прекрасно успел поохотиться за это время. Теперь на министерское место меня ничем не заманишь. Но я не о себе. Вы знаете, что дела Англии очень плохи?

Я наклонил голову в знак согласия.

— Я не говорю, что консерваторы не способны наладить порядок. Это прекрасная партия здравого смысла. Но ведь Англия существует не одной партией, а двумя.

Они взаимно поправляют друг друга, и мы с божьей помощью двигаемся вперед.

И против этого я не имел никаких возражений. Черчилль продолжал:

— Но теперь среди умных людей идут разговоры, что передача власти в руки либералов не поправит дела. Предстоит конференция с доминионами, на которой все наши язвы будут вскрыты. Ни либералы, ни консерваторы не сумеют залечить этих язв. Знаете, что мы думаем? Положение дела может поправить только Рабочая партия…

Должно быть, ужас выразился на моем лице: Черчилль остался доволен эффектом. Я сказал:

— Но ведь это думает и Макдональд, сэр. Не так давно я слушал его речь на эту тему.

— Что ж такого? Он хороший англичанин. Но, чтобы успокоить вас, я вам открою один секрет: мы решили играть в поддавки — внезапно распустить парламент и допустить Макдональда к власти.

Я сделал жест, выражающий в одно и то же время отчаяние, протест, возмущение. Но Черчилль не дал мне говорить.

— Не спорьте, Кент. Вы не допускаете возможности соглашения между тори и вигами, а между тем оно возможно. Все уже взвешено, подсчитано, решено. Конечно, это строгая тайна, но ведь вы умеете хранить тайны?

Я поклонился.

— От вас сейчас требуется маленькая услуга, Кент, — продолжал Черчилль. — Не могли ли бы вы жениться?

Мне показалось, что я ослышался. Но Черчилль повторил полным голосом свое предложение и вопросительно посмотрел на меня. У меня родилась мысль, что дед впал в старческое слабоумие и звонил Черчиллю с просьбой уговорить меня выполнить его заветную мечту. Ведь они были знакомы по бурской кампании.

Для того, чтобы удостовериться, был ли здесь сговор, я спросил:

— Позвольте полюбопытствовать, сэр. На ком вы мне предлагаете жениться?

— О, мой милый, требование не тяжелое. Конечно, не на статуе королевы Виктории. Я имею в виду прекрасную мисс Мальмер, с которой вы знакомы.

Теперь для меня не осталось никакого сомнения, что дед звонил сюда. Плохого в этом я ничего не видел, Мабель мне нравилась, и не надо было вовсе прибегать к помощи Черчилля, чтобы довести наши отношения до брака. Дед просто пересолил.

Чтобы убедиться окончательно, участвовал ли дед в этой истории, я спросил:

— Разве моя женитьба на мисс Мальмер, сэр, имеет какое-нибудь отношение к политике?

— Безусловно. Это политический брак. Слушайте меня внимательно, я буду говорить с вами, как с джентльменом, ничего не скрывая. Мы допустим рабочих к власти, и они выполнят все, что им полагается! Может быть, даже признают Россию де-юре. Но нам необходимо иметь возможность в любой момент прогнать их. Понимаете? То есть, иными словами, мы не можем допустить, чтобы у них было абсолютное большинство! Некоторое большинство, но не абсолютное. Надо, чтобы они были на острие ножа. В любой момент виги могут проголосовать вместе с тори, и министерство летит. При таком положении они ничего плохого сделать не смогут. Понимаете?

— Да, сэр.

— Но ведь ясно, что это затея опасная. Несколько лишних голосов, и мы уже не сумеем прогнать лейбористов. Нам надо все время контролировать их успехи, следить за каждым их намерением, иначе они обнаглеют. Вот вы и должны наладить этот контроль. Мисс Мальмер пользуется уважением в Рабочей партии за красоту и гостеприимство. Конечно, она пройдет в парламент, я даже постараюсь сделать это. Мы можем снять своих кандидатов в том округе, где она будет выставляться. Теперь несомненно, что после выборов комитет фракции будет собираться у нее, ведь она живет по соседству с палатой, и наверное, у нее есть электрический чайник. Остальное вы, я думаю, понимаете. Я вас прошу об этом заранее, чтобы потом вас не могли заподозрить в чем-нибудь дурном. Да и нельзя упускать время. Пока мисс Мальмер — милая, молодая мисс, не больше. Вы имеете полное право сделать ей предложение. Но когда она будет членом палаты общин, тогда она может не пойти за вас. Положение депутата первое время пьянит. Поэтому вам надо поторапливаться.

— Это назначение согласовано с начальником службы?