Анатолий Загорный - Каменная грудь
Сели совещаться.
– Так когда в дело?.. Завтра?
– Конечно, завтра, а то печенежки придут – Златолиста не свалишь.
Кто-то тронул Идара за руку. Обернулся.
– Дай-ка краюху, – попросил мальчик.
Идар потянулся за хлебом, потом остановился.
– Погодь! Где я тебя видел? Ах, чтоб тебя… на Белобережье… ведь это ты… еще за нами хотел увязаться… как зовут-то?
– Будимир, – смущенно улыбнулся мальчик, – я тебя сразу признал…
– Доброгаст, гляди-ка… отрок с Белобережья… помнишь?
– Каким же тебя ветром занесло сюда? – удивился Доброгаст. – Ну, давай руку.
– Это наш гусляр Будимир, – с гордостью доложил Гусиная лапка, – у него песен в голове, что семян в маке.
– Я с гостями в ладье приплыл сюда… в отчизну.
– Молодчина ты… Ну, слушайте внимательно, – понизил голос Доброгаст, – завтра с полудня добытчик приносит жертву в святилище Перуна. По окончании обряда дружина будет возвращаться в детинец мимо Кучинской горы. Тут мы и начнем. Чтоб все были готовы!.. Мои люди…
Будто всадники промчались по улице, будто конь заржал, кое-кто поднял голову, но нет, ничего не слышно.
– Проклятье! – неожиданно выругался кто-то. – Проклятье тысячу раз!.. Горим!
Грохнулся перевернутый впопыхах стол.
– Предатели! Вот он – чермный петух на двери!
Зловеще потянуло гарью, сени осветились трепещущим красным светом.
– Стойте, кияне! – крикнул Буслай, становясь на скамью, но его не послушались.
Толпа хлынула к окну и с руганью отпрянула – в нем угрожающе поблескивали наконечники копий. Стало ясно, что выхода никакого нет. Заголосили люди, заметались по прилуке, натыкаясь друг на друга, падали. Ярополк схватил Доброгаста за ворот, дышал в самое лицо:
– Друже, спаси… умоляю. Отец озолотит! Сделает тебя тысяцким.
– Полно, княжич, – досадливо отмахнулся тот.
– Погибаем, люди!
– Проклятье Златолисту!
Прилука медленно наполнялась дымом, тускло мерцали светильники, а из сеней уже высунулись огненные языки.
Безумие охватило людей, надежда покинула их. Держась друг за друга, кружили по прилуке, топтались. Кто-то прыгнул в окно и повис на копье.
– Выньте копье, дайте умереть! Чтоб вам…
– О… дыхать нечем!.. Дыхать… – ревел кто-то, лежа на полу и пряча лицо в шапку.
Каждую минуту огонь мог переброситься из сеней в прилуку.
– Улеб! Где ты? Слышишь, друг?
– Слышу, Буслай! – отвечал тот с перекошенным от ярости лицом.
Схватил обеими руками пустую бочку, поднял над головой и пустил ее в окно. Затрещали ломающиеся копья.
– Натужься, Улеб! Пропадем!
Храбр подхватил другую бочку, бросил и ее. Третья была с водой. Доброгаст видел в дыму: Улеб поднял ее, как щит (вода проливалась ему на ноги), и бросился с нею в окно. Отчаялись храбры, подхватили полумертвого Ярополка, выскочили вслед за Улебом. Над их головами сверкнули мечи. Потерявшие рассудок, охваченные паникой, люди выпрыгивали на траву, валились под копыта лошадей, падали сраженными. Некоторым удавалось спастись; с опаленными волосами, в горящей одежде бежал, светил во тьме, как факел, какой-то ремесленник. Доброгаст и храбры вступили в неравную схватку. Но уже со всех сторон, со всех разбуженных окрестных улиц сбегались горожане, швыряли в конников камнями и всяким дрекольем. Бурчимуха хватил мечом подвернувшегося коня. Рванулся конь, и грохнулся всадник на землю. Приставил к его горлу острие меча Бурчимуха, но неожиданно для себя отступил – перед ним лежал Златолист. Из-под черной стальной сетки глядели холодные глаза. Перед храбром промелькнули Десна… камыши… засека… пьяное лицо Буслая. Какую-то минуту колебался Бурчимуха, его толкнули, оттеснили конем.
– Идар! Глеб! Где вы? – кричал Доброгаст, сражаясь.
– Доброгаст! К нам! К нам! – отозвался Буслай-Волчий хвост.
Огненными вихрями бушевала улица. Вздыбилось пламя пожара, дышало знойно.
Доброгаст присоединился к храбрам, отбиваясь, они подошли к конюшне, но двери ее были настежь растворены, лошадей не было. Перелезли через плетень в кущу бузины, втащили обеспамятевшего Ярополка. Перевели дух.
– Кого нет? – тяжело дыша, спросил Улеб.
– Идара и Глеба, – ответил Доброгаст, отирая со лба пот. – Они вперед выскочили.
Княжича привели в чувство и двинулись дальше. Миновав несколько темных улиц, стали спускаться в кияньскую дебрь. Когда достигли дна урочища, из-за верхушек полыхнуло пламя – петушиный гребень: рухнула, должно быть, тесовая кровля прилуки. Стало темно, жутко, еще ближе сошлись вековые грабы, до верхушек поросшие холодным мхом. Черной тучею висела над головой гора Щекавица с могилою князя Олега.
Сгорела прилука «Чермный петух», погибло в ней много людей-золотых рук, киевских умельцев. Сгорел в ней и княжеский тиун-мытник, а от берестяной грамоты, в которую вдохнули киевляне свой гордый, смятенный дух, и пепла не осталось.
К утру Доброгаст с княжичем и храбрами окружным путем пробрались в Крещатую долину. Там их ждали отряды, готовые к решительной схватке.
ПОРАЖЕНИЕ
Где свил гнездо орел, там поселился ворон… По всей площади княжеского двора пылились пышные багдадские ковры, земляной вал детинца украсили шелковые полотнища стягов – белые, с золотыми дубовыми листьями; кусты на воротах детинца, увешанные алыми и желтыми лентами, как костры, пламенели под ветром. Смоляной, пахучею хвоей была устлана дорога из внешнего града до самого храма Перуна; по ней медленно двигалось торжественное шествие. Сытые, лоснящиеся боками лошади дружно хлестали хвостами.
Златолист держался в седле прямо, чуть выпятив грудь и оттянув стопу назад, как истый русский витязь. Удобно в окованном серебром седле с нагибными луками и чепраком червчатого бархата. Приятной тяжестью висело за спиной ниспадающее тяжелыми складками багряное царственное корзно. Огражденный от народа ворами—легкими плетеными изгородями, несомыми стражей, Златолист видел море людских голов в выгоревших шапках и линялых платках да сияющие, отточенные лезвия секир над ними. Презренное людское стадо! Не нужен меч, с одним бичом в руке он погонит это стадо куда захочет, пусть только появятся печенеги. Златолист повернулся вполоборота и бросил меченому:
– Почему они молчат? Почему не видно упившихся?
Меченый смутился, заерзал в седле и зашептал:
– Кой-то злодей пустил брехню, что меды отравлены… боятся.
– Чушь! Покажите пример – пейте сами.
– Я, князь, отрядил уже кое-кого.
– Вот-вот, пусть упиваются кияне, – скривил в усмешке губы Златолист и поглядел за Днепр, в степь, туда, где синел край неба и откуда тяжело, будто коровы с водопоя, волочились тучи.
