Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
— Я его наказал за хитрость и скверное поведение и всегда так буду делать, — ответил Жюль Гри.
— Вы разве забыли, что это принц? — сорвалось у Мариэтты.
Управляющий вздрогнул.
— Как вы смеете! — проговорил он сквозь зубы, — знаете ли вы, что ваши слова — государственная измена, что я могу убить вас на месте, не неся за это никакой ответственности? Остерегайтесь еще раз когда-нибудь повторить эти слова. Тогда вы погибли.
Мариэтта в отчаянии закрыла лицо руками и заплакала.
— И это мне приходится слушать на старости лет, — проговорила она, рыдая.
— Запомните раз и навсегда, что я вам скажу, — сурово продолжал Жюль Гри. — Мальчик постоянно будет считаться вашим сыном, но я сохраню над ним неограниченную власть, и не смейте больше никогда говорить о его происхождении. Ваши слова на эту тему будут смертным приговором для мальчика. Вы так же хорошо знаете, что никто и никогда не должен ничего о нем слышать. Если вам дорога его и ваша собственная жизнь, то умейте молчать и покоряться.
— Тяжко мне переносить мое новое горе! — сказала старая Мариэтта, молитвенно складывая руки. — О, Господи, зачем ты посылаешь мне такое испытание?
Старушка, вся дрожа, ушла к себе и, упав на колени, просила Бога помочь ей и научить перенести новое страдание.
Между тем Жюль Гри сам отвел лошадь в конюшню, шепотом осыпая непокорного кастеляна ругательствами и клянясь по заслугам наказать его.
Уже начало темнеть.
Жюль Гри расположился в выбранных им лучших комнатах замка и заставил Мариэтту подать ужин.
Старушка повиновалась, скрепя сердцем. Новый управляющий распоряжался как настоящий, полновластный хозяин.
Маленький Луи робко забился в уголок в своей комнатке, боясь, как бы этот незнакомый человек опять не начал бить его.
Мариэтта пришла к мальчику, взяла его к себе, приласкала и ободрила, потом дала ему, как обычно, поужинать и уложила спать.
Ей было невыразимо жаль бедного ребенка, которого она любила как родного сына. Со слезами глядела она на него.
Что же с ним будет, если она умрет, гели их вдруг разлучит какое-нибудь неожиданное обстоятельство?
Какой жестокой участи подвергнется несчастный ребенок, оставшись на руках у грубого, бесчувственного человека, которому, по-видимому, поручено мучить его и физически, и нравственно.
Страшно было доброй старой Мариэтте думать об этом. Она с удовольствием ушла бы вслед за своим покойным мужем, если бы горячая любовь не связывала ее с милым названным сыном, из-за которого ей еще предстоит пережить немало тяжелых дней.
Луи и новый управляющий еще спали, когда в дверь Мариэтты кто-то тихонько постучался.
Она отворила.
Перед ней стоял Баптист Раналь. Мариэтта испугалась его мрачного, изменившегося лица.
— Господи… что случилось? — шепотом спросила она.
— Ничего, мадам Мариэтта, пока еще ничего, — тихо ответил старик, — но если мне придется еще ночь провести в одном доме с новым управляющим, то что-нибудь может случиться… Поэтому я лучше уйду.
— Но, Раналь, у вас ведь ничего нет дурного на уме?
— Есть, мадам Мариэтта. Я думаю, что лучше всего было бы разбить череп новому управляющему, тогда сразу по крайней мере все кончилось бы.
— Бог с вами, Раналь! Что вы говорите! Посмотрите на себя, ведь вас узнать нельзя! У вас совсем другое лицо стало, глаза горят…
— Если я еще одну ночь останусь в замке, у нас случится беда. Я решил уйти и пришел с вами проститься. Пока мы жили здесь одни, все шло мирно и хорошо, теперь все переменилось, я не в силах перенести такое. Но скажите мне, пожалуйста, мадам Мариэтта, ведь вы хозяйка здесь и мать вашего мальчика, неужели новый управляющий поступает так с вашего разрешения? Неужели вы дали ему право мучить и наказывать вашего Луи? Рыцарь Раймонд, я думаю, не раз перевернулся бы в могиле от гнева. Не сердитесь на меня, пожалуйста, скажите, неужели вы в самом деле позволите это управляющему?
— Не спрашивайте, Раналь, — ответила Мариэтта, отворачиваясь, — я ничего не могу сказать вам.
— Не можете? — с удивлением спросил старик. — Так вас этот человек взял в свои руки? Боже мой, да что же за сила у него, что вы, хозяйка дома и мать ребенка, не можете ни слова ответить ему и запретить то, что вам не нравится?
— Ничего не могу вам объяснить, добрый Раналь, хотя я очень хотела бы вам рассказать все, мне тяжело молчать. Но — это глубокая тайна, я не имею права выдать ее.
— Тайна… ну, в таком случае я не буду расспрашивать, — сказал старик. — Жаль, что между нами вдруг появились тайны и поселили горе в нашей мирной жизни. А больше всего мне жаль вас, Мариэтта. Я ведь хорошо вижу, как вы страдаете в душе.
— Что делать, Раналь. Не в моих силах изменить что-нибудь в этом деле.
— Для меня эта перемена равносильна смерти управляющего, и я не уверен, выдержу ли я второй раз такую выходку с его стороны, как сегодня, и потому я предпочитаю уйти отсюда.
— Как, Раналь? Неужели вы в самом деле хотите уйти из замка?
— Жаль и тяжело… но что делать. Лучше мне уйти, чем убить его. Как много лет я мирно прожил здесь, — продолжал старик тихим дрожащим голосом, — никогда мне и в голову не приходило покинуть этот старый замок, но теперь все изменилось, так изменилось, что старому Раналю нет больше места в доме, лучше ему добровольно уйти.
— Вижу по вашим словам, что вам тяжела разлука, Раналь, и мне она тяжела, потому что вы всегда были мне верным, добрым помощником. Нам не приходилось жаловаться друг на друга, мы всегда жили мирно и дружно. Куда же вы думаете уйти, Раналь?
— Куда идти слабому седому старику? Не новое же место искать, кто меня возьмет? Я уже и стар и слаб, а всякий ищет молодого здорового работника. Старик всеми покинутый, — его стоит просто пристукнуть, вот и все.
— Что вы говорите, Раналь? Не грешите, — с упреком сказала Мариэтта.
— Ну, вот я и решил уйти в старый блокгауз в лесу, там мне, я думаю, будет спокойно и хорошо.
— Но, зимой как же, Раналь? Ведь этот сарай наполовину развалился, вам будет холодно.
— У меня выносливый организм, я починю сарай, запасусь дровами и устроюсь, насколько возможно.
— Подумайте хорошенько, Раналь. Вы хотите оставить меня совсем одну.
— Ну, Мариэтта, у вас есть теперь помощник — новый управляющий.
— Вы сердитесь на меня, Раналь, я слышу упрек в ваших словах. Но вы ошибаетесь. Какое несчастье, что я не могу сказать вам всего. Вы думаете, что я заодно с управляющим. Не буду я вас разуверять, Раналь. Прощайте, мой добрый Раналь, дай вам Бог спокойно и мирно жить в вашем новом доме.
— Ведь это недалеко, мадам Мариэтта, вы, может быть, когда-нибудь зайдёте ко мне с вашим милым мальчиком.
