Игорь Болгарин - Миссия в Париже
– Это мы уже проехали, – напомнил Кольцов. – Мне осталось только сказать вам спасибо. От души.
– И это все? – разочарованно спросил Миронов. – А обещали золотые горы.
– Все, что обещал, выполню. В этом не сомневайтесь. Вероятнее всего, уедем уже в ближайшие дни. И, кстати, я должен постоянно знать, где вы, как с вами связаться.
– Здесь, – сказал Миронов. – Пока что это мой дом. Присмотрел тут, в окрестностях Парижа, небольшой рыцарский замок, но пока на него не хватает самой малости денег. Да! С часа до двух я, как правило, бываю в знакомом вам кафе.
Миронов пошел провожать Кольцова. На полпути остановился:
– Вы бы все же проверили саквояж. Я дно хорошенько прощупал, вроде как нет там никаких бумаг.
– В них уже отпала надобность.
– Выходит, зря старался. Так может вы это… Может, подарите мне его на память?
– Нет, – покачал головой Кольцов и весело продолжил. – Мой папа не был шорником, но все равно я оставлю его себе.
– На память о Париже?
– О Париже у меня останется на память кое-что другое. Рубцы на сердце. Саквояж износится, и я его в конце концов выброшу, а рубцы останутся до конца жизни.
Миронов не совсем улавливал, о чем говорит Кольцов. Ему только показалось, что говорит он не о саквояже и не о Париже, а о чем-то только ему одному понятном.
– До чего же вы мне нравитесь, товарищ Кольцов. У вас есть что-то от настоящего одессита. Тот же одесский юмор и та же одесская печаль! – и, немного помолчав, добавил: – Очень не хотелось бы в вас разочароваться.
– Не беспокойтесь, Юрий Александрович! Я не разочаровался в вас. Постараюсь отплатить вам той же монетой.
Глава двенадцатая
Уже было за полночь, когда они подняли с постели Фролова. Он жил пока, временно, совсем недалеко от банка, в небольшом уютном отеле на бульваре Мадалены. Банк находился на площади Согласия, и Фролов предпочитал ходить на работу пешком.
Жданова пока решили не будить. Саквояж положили посредине небольшой комнаты, точнее, кабинета Болотова, и каждый из них уже не один раз провел пальцами по рантам, чтобы убедиться, что в них что-то спрятано. Внешне ничего нельзя было разглядеть, но если жестко помассировать рант, под пальцами угадывались бугорки.
– Предлагайте, как лучше? Выпороть рант или разрезать? – спросил Фролов.
– А это, как в том анекдоте. Пришли к раввину муж и жена. Выдают дочку замуж. Просят у мудрого раввина совета: как одеть дочку на первую брачную ночь? В беленькую сорочечку с красной полоской, или в красную – с белой полоской, – стал рассказывать анекдот Болотов. При этом он рылся в ящиках своего письменного стола, извлек оттуда поначалу изящный перочинный нож, а затем ножницы.
– Какую-нибудь коробку! – тоном хирурга коротко подсказал Кольцов.
Они сейчас и в самом деле были похожи на бригаду врачей, готовящихся к сложной операции.
– Ну-ну, и что раввин? – напомнил Болотову Фролов.
– А что раввин! Сказал… ага, сказал, хоть выпорете вы ранты, хоть разрежете, а саквояж все равно придется выкинуть. Мудрый был раввин.
Фролов не сразу, но спустя короткое время расхохотался. Смеялся и Кольцов. Лишь Болотов, как и подобает хорошему рассказчику анекдотов, оставался серьезным.
Отсмеявшись, Фролов спросил:
– Ну, кто смелый?
– Давайте, я! – сказал Кольцов. – Я люто возненавидел этот саквояж. Кажется, ничто в жизни мне не доставило больших неприятностей и хлопот.
Кольцов взял со стола ножницы и попытался воткнуть их острые концы в кожу ранта. Но кожа была толстая, лосиная, и ножницам не поддавалась.
– Ножичком попробуй.
– Без сопливых.
– Надо сперва ножичком надрез сделать, и как по маслу пойдет.
Они священнодействовали. Но саквояж сопротивлялся. Он упрямо не хотел открывать свою тайну.
Наконец, Кольцов с трудом сделал ножичком надрез и, немного помучившись, выколопнул оттуда первый бриллиант. Показывая, Кольцов положил его на ладонь, он перекатывался на ней, рассыпая вокруг себя голубые искры.
– Стекло и стекло, – разглядывая бриллиант, пренебрежительно сказал Павел. – Ну что в нем такого необыкновенного?
– Цена, – коротко объяснил Болотов, и добавил: – Эта кроха стоит порядка тридцати тысяч франков.
– Это и удивляет. Одурело человечество. Порой из-за этих стекляшек войны начинаются. Или наоборот. Вот мы, к примеру. Вложим каждому большому французскому чиновнику по такому камешку в руку, а не сторгуемся – еще по одному: война и закончится. Так, что ли?
– Ну не так примитивно, – сказал Болотов.
– А как? Меня это давно интересует: как большим чиновникам, политикам взятки дают? Нет, серьезно. Что, пришел к нему на прием, отдал ему камешек и сказал: «Ты уж, браток, постарайся. Скажи в конгрессе или в парламенте про нас хорошие слова. Поддержи, словом!»
– Если огрублять, то приблизительно так и происходит. Беседуешь с таким чиновником раз, второй. Намекаешь: неплохо бы, дескать, если бы вы поддержали нас в том и в этом. Наблюдаешь, как реагирует. Когда понимаешь, что он уже созрел, говоришь волшебные слова. Ну что-то вроде: «Наша благодарность будет выше ваших ожиданий». Или что-то в таком роде.
– Это понятно. Ну а потом? Сам факт вручения взятки? Как купцы чиновникам? В конверте? Или щенками? – настойчиво допытывался Кольцов. – Или все же как-то хитрее, менее унизительно? Тут ведь оба находятся в унизительном положении: и тот, кто берет, и тот, кто дает.
– Бывает, и в конверте. Если определяешь, что с этим можно особо не церемониться, что этот за деньги мать родную продаст. Но чаще, все же, по-другому. Тут, Павел Андреевич, целая наука, выработанная веками. По большей части устраивается целый спектакль. Взятку камуфлируют под проигрыш в карты или в бильярд. Можно устроить так, чтобы нужный человек выиграл в лотерею. Человечество выработало десятки остроумных способов вручения взяток.
– У меня в молодости пару раз были такие случаи: надо было дать взятку – и не сумел. Постеснялся. Пожалуй, что даже и побоялся. Подумал, что мне деньги в лицо швырнут, – вступил в разговор Фролов. – А когда в Стамбуле стал работать, и сам брал, и другим давал, не моргнув глазом, безо всякой опаски. У турков с этим просто: «бакшиш».
– Во Франции сложнее, – сказал Болотов. – Тут иногда неделя или месяц проходит, пока нужный человек до взятки дозреет. Потом-то уже проще. Потом уже можно и не церемониться.
Разговаривая, Павел продолжал свою работу. Постепенно приладился, и теперь уже после взмаха ножом посылал в коробку еще один или пару бриллиантов.
– Семнадцать, восемнадцать, – разговаривая, Болотов не забывал считать извлеченные Кольцовым бриллианты.
