Густав Эмар - Атласная змея
— О! Сударь, за одно это слово я не только готов все вам простить, но и навсегда остаться вашим самым преданным слугой.
— Меня особенно сильно расстроило это еще и потому, что недавно, как вы сами знаете, несчастный де Жюмонвилль, брат капитана, сделался жертвой гнусного злодейства. Как хотите, а это не могло не показаться мне подозрительным… Наши враги ведут с нами войну, как дикари-людоеды, и совершенно пренебрегают правами людей и тем уважением, которым люди обязаны друг другу.
— Это правда, сударь, и никто больше меня не оплакивает погибшего брата капитана и не желает жестоко отомстить за него, вы и сами это знаете. Но поверьте человеку, который никогда не лгал: то, что случилось сегодня, правда, очень печально, но это не имеет ничего общего с тем убийством. Англичане здесь не причем; я скажу больше, я убежден, что они даже и не знают об этом.
— Вы говорите мне странные вещи, согласитесь сами, Бержэ.
— Это правда, господин комендант, но спросите барона де Гриньи и вы услышите, что и он одного мнения со мной.
— Вполне, мой храбрый охотник, — с оживлением проговорил молодой человек.
— Да, комендант, мой друг де Виллье попался в западню; но западня эта была расставлена ему его личными врагами, а не англичанами.
— Его личными врагами? Я вас не понимаю. Граф де Виллье не может иметь врагов среди людей, знающих и любящих его.
— Слишком сильно, может быть, — продолжал де Гриньи с грустной улыбкой, — вот откуда идет все зло. Послушайте, господин де Контркер, ведь вы меня знаете, не так ли? И вот я даю вам честное слово дворянина и королевского солдата, что эта западня была приготовлена не для одного только де Виллье, но и для меня.
— Вы? Но вы говорите со мной загадками, друг мой.
— Я это знаю; к несчастью, я не могу говорить яснее; эта тайна принадлежит не мне одному. Вот все, что я могу вам сказать: я убежден в душе, что люди, похитившие графа, не более как жалкие авантюристы, которым было заплачено остервеневшими врагами моего друга за то, чтобы выполнить это. Как вам и говорил Бержэ, я тоже уверен, что англичане ни при чем в этом деле. Они об этом ничего и не знают.
— Вот, — сказал охотник, одобрительно покачивая головой, — именно так.
— Потемки сгущаются вокруг меня все больше и больше, друг мой.
— Я надеюсь, что скоро настанет день, когда мне можно будет разорвать завесу и все вам открыть; тогда вы узнаете, насколько справедливы мои слова.
— Я не настаиваю, дорогой де Гриньи, ваши тайны принадлежат вам. Но допустим, что вы не ошибаетесь. От этого положение де Виллье не станет лучше; я не могу даже придумать, каким образом можем мы оказать ему помощь.
— И здесь опять, если позволите, мы послушаем, что скажет Бержэ; он один может, по моему мнению, вывести нас из затруднения, в котором мы находимся.
— Пожалуй, он действительно такой человек, который может подать дельный совет. Говори, мой друг.
— Прошу вас, господин комендант, доверить мне всецело ведение этого дела, и я отвечаю головой за его успех.
— Вот хорошие слова, Бержэ; но каким путем рассчитываете вы добиться успеха? Вам известно, что средства наши очень ограничены и что, несмотря на мое сильное желание вам помочь, я и сам хорошо не знаю, как мне это сделать.
— Не беспокойтесь об этом, господин комендант, я прошу у вас только позволения увести охотников-канадцев, которые добровольно участвовали в меховой экспедиции; их помощи мне будет вполне достаточно. Я не собираюсь вести правильную войну, а только борьбу в хитрости и в ловкости, а для этого всякие другие помощники, кроме моих старых товарищей по охоте, стали бы для меня не только бесполезными, но и вредными.
— Согласен! Вы отправитесь с ними, когда найдете нужным.
— Сегодня же вечером, если позволите.
— Очень хорошо! Вы захватите с собой столько боевых припасов и провизии, сколько найдете нужным, — на это я даю разрешение вам и вашим спутникам. Это все, чего вы желаете?
— Все, господин комендант, благодарю вас.
— И вы уверяете меня, что возвратите мне де Виллье?
— Повторяю вам, комендант, что головой своей отвечаю за успех.
— Значит, все идет хорошо; вы тоже чего-нибудь желаете де Гриньи?
— Дорогой комендант, я льщу себя надеждой, что вы не откажете мне в милости, которую я хотел бы получить от вас по дружбе.
— Хорошо, хорошо! Я понимаю, о чем вы хотите меня просить: вы желаете принять участие в экспедиции, не так ли?
— Я и вот этот храбрый солдат.
— Золотая Ветвь, кажется?
— Так точно, господин комендант, — отвечал солдат. — Клянусь Богом! Не моя вина, что я не дал убить себя, защищая капитана, — он этого сам не пожелал
— И он был прав: такие молодцы, как ты, редки. Итак, дорогой де Гриньи, я согласен, раз вы этого желаете, я позволяю вам, равно как и Золотой Ветви и вашему вестовому, присоединиться к экспедиции; а во время вашего отсутствия я не стану терять времени, будьте спокойны. Как только вы увидите де Виллье, скажите ему от меня, что я занят выполнением данного мной ему обещания и что, когда он вернется, все будет готово. Это известие, как мне кажется, должно будет непременно обрадовать его.
— Благодарю вас от имени моего друга, господин комендант.
— А теперь, господа, я с вами прощусь… От души желаю, чтобы эта новая экспедиция удалась так же хорошо, как и предыдущая.
— Бог поможет нам, господин комендант, — сказал охотник.
— Итак, счастливого пути и до скорого свидания! Офицер, охотник и солдат вместе вышли от коменданта, чтобы приготовить все, что нужно к путешествию, и иметь возможность выступить в тот же вечер, как объявил Бержэ.
Охотник предпочитал покинуть форт ночью по следующим причинам: во-первых, выступление его отряда не будет замечено, затем, слух об экспедиции не распространится и английские шпионы, находившиеся в крепости, не будут иметь возможности сообщить об этом какие бы то ни было сведения, так как сами не будут знать ничего.
В полночь охотники, которым Бержэ сообщил о выступлении каждому отдельно, спустились поодиночке в первый двор форта; часовые, предупрежденные заранее, пропустили их без расспросов, и они разлетелись, как туча черных призраков, через потайной выход, у которого из предосторожности стоял сам г. де Контркер.
Ночь была темная, начинался дождь; за исключением часовых, в форте все спали. Никто не знал об экспедиции, из которой последний запоздавший, пожав руку коменданту, скоро исчез во мраке.
Бержэ, барон и оба солдата шли рядом. Охотник сам потребовал этого, так как вполне был уверен, что французы, незнакомые со страной и малопривычные к ночным походам в столь дикой местности, по которой им приходилось проходить в эту минуту, могли заблудиться, если предоставить их самим себе, а это породило бы двойное неудобство: во-первых, потерю драгоценного времени, а во-вторых, это возбудило бы толки о выступлении экспедиционного отряда.
