Георг Борн - Грешница и кающаяся. Часть II
— Что за речи! Вы находитесь в священном месте!
— Ступайте скорей к отцу Целестину и приведите его сюда; не забудьте, что я даю вам всего пять минут, а слово мое — закон.
— Именем Святого Франциска, это неслыханное дело! — воскликнул монах.— Вы собираетесь взломать дверь монастыря?!
Эбергард услышал, как чьи-то крадущиеся шаги удаляются, а другие — приближаются. Это обстоятельство возбудило в нем подозрение, что с ним поступают нечестно.
Он, конечно, не ожидал, что ему выдадут девушку по первому требованию, но все же не предполагал встретить у служителей Господа лукавство и двоедушие.
Мартин стоял, подобно живой колонне, у ворот женского монастыря, сам Эбергард и Сандок находились у ворот мужского, так что выйти незамеченным никто не мог.
Не прошло еще пяти минут, как Эбергард услышал шаги двух пар ног и громкий разгневанный голос Антонио:
— Да, достойный отец, он так и сказал: сам откроет двери, если его не впустят!
— Это мои слова,— громко подтвердил Эбергард,— и я исполню их, если меня не впустят! У меня нет дурных намерений, я пришел сюда с честью и с полным на то правом. В вашем монастыре скрыта молодая немка, ее-то я и требую у вас.
— Вы ошибаетесь,— отвечал отец Целестин,— мы не скрываем никакой девушки. Что касается монастыря кармелиток, то благочестивые сестры пребывают там лишь по своей собственной воле.
— Клянусь всеми святыми, чужестранец этот замышляет неслыханное святотатство! — сказал Антонио настоятелю.
— Находится ли без моего ведома в одном из наших монастырей чужестранная девушка? — спросил тот.
— Да защитит нас Святой Франциск! — воскликнул Антонио.— Этот незнакомец, вероятно, ищет только предлог для того, чтобы проникнуть в монастырь.
— Слышите, сударь? — громко спросил патер Целестин.— Идите-ка своей дорогой. Вы, верно, попали сюда по ошибке.
Терпение Эбергарда подвергалось тяжелому испытанию, но он все-таки сдерживал себя и старался говорить спокойно — другому на его месте это вряд ли удалось бы.
— В таком случае, благочестивый отец, выбирайте одно из двух. Либо вы впустите меня, князя Монте-Веро, который без всякой дурной мысли хочет обыскать ваш монастырь, либо я буду вынужден прибегнуть к таким средствам, которые принудят вас впустить меня против вашей воли.
— Вы очень настойчивы и решительны, князь,— проговорил патер Целестин,— но не думайте, что вы можете угрозами принудить меня впустить вас. Нет такой силы, которая могла бы это сделать, разве только приказание святых отцов из Санта-Мадре, но его вы не дождетесь. И, тем не менее, я снизойду к вашей просьбе… Брас-привратник, отвори!
Пока открывалась дверь, Эбергард сделал знак негру, чтобы тот не отходил от стены и внимательно наблюдал за всем, что происходит.
Дверь отворилась, и Эбергард увидел перед собой старого патера Целестина и брата Антонио, сверкающие глаза которого и искаженное ненавистью лицо показывали, как он был взбешен по поводу того, что иностранец, несмотря на все его, Антонио, старания, все-таки достиг цели и теперь угрожает вырвать узницу из ее тайного убежища.
— Не думайте, достойный отец,— с низким поклоном обратился князь к старцу,— что я без всякого основания беспокою вас. Если я не найду ни в этом, ни в том монастыре моей дочери или ее следов, то внесу в монастырскую кассу десять тысяч реалов, дабы вознаградить вас за причиняемое понапрасну беспокойство. Если же я найду девушку, то заберу ее с собой.
Лицо Антонио приняло торжествующее выражение; он был уверен, что Эбергард не найдет несчастную, которая так надежно спрятана.
— Я принимаю, ваше предложение, сударь,— сказал патер.— Наш орден беден, а вы, вероятно, обладаете большим богатством. Брат Антонио, посвети. Наш монастырь открыт для вас!
— Вы великодушный и достойный отец,— сказал Эбергард,— пойдемте же скорей.
Патер Целестин повел князя через монастырский двор. Следом брат Антонио нес фонарь. Они вошли в здание монастыря. Монахи, испуганные необыкновенным ночным посещением, бегали взад и вперед. Полуночное богослужение давно уже было окончено. Эбергарду показалось, что они вошли в совиное гнездо.
— Мы в монастыре, князь,— сказал патер.— Брат Антонио, свети нам.
Монах злобно и иронично усмехнулся, будто хотел сказать: «Можешь искать до второго пришествия!»
Эбергард осмотрел все кельи по обеим сторонам коридора; он заставил отворить каждую комнату, каждую залу и даже обыскал все шкафы; затем отправился в подземелье.
Там он с содроганием увидел монахов, заключенных здесь в наказание за провинности. Покрытые лохмотьями, лежали они на соломе. Увидев выражение сострадания на его лице, патер заметил:
— Мы имеем право и власть наказывать отступников и грешников. Все, кого вы здесь видите, тяжкие преступники.
— В чем же они виноваты? — спросил Эбергард.
Целестин указал на изможденного человека, лежащего на соломе в узкой и сырой келье; взлохмаченная борода его отросла до самой груди.
— Этот монах,— сказал патер,— нарушил обет целомудрия — соблазнил после совершения богослужения десятилетнюю послушницу; вон тот,— продолжал старец, указывая на молодого монаха, который, сидя в углу на корточках, дико озирался по сторонам и скрежетал зубами,— тот тяжко согрешил против обета послушания…
— Но ведь он сумасшедший,— произнес Эбергард.
— Поэтому он и останется до конца своей жизни в этой келье. Разве светские законы не призваны ограждать общество от опасных преступников? Разве не заключают в дома умалишенных тех, кто утратил рассудок? О, святые отцы Санта-Мадре мудры и справедливы!
Эбергард содрогнулся при виде этих несчастных, наказанных с такой строгостью и фанатичным рвением, на какое способна только инквизиция.
— Несчастные! — воскликнул он с дрожью в голосе.— Не лучше ли было воздействовать на них кротостью и милосердием?
— Кротость вредит, когда она действует в ущерб справедливости! Взгляните на этого монаха,— продолжал патер, когда Антонио отворил дверь в келью, где лежал маленький человечек с неестественно блестящими глазами.— Он тяжко согрешил против обета нищеты: обокрал монастырскую казну, и его милостиво приговорили только к трехлетнему заключению; когда кончился срок его наказания, он украл из Бургосского собора серебряное блюдо. Теперь он заключен сюда на всю жизнь. Согласитесь, что и в миру закоренелые преступники подвергаются пожизненному заключению.
Эбергард двинулся дальше; подземный коридор раздваивался, и на пересечении находился аналой; все трое прошли мимо него.
