Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы
— Ага!.. — воскликнул Гуг.
Он едва не ввернул замечание, что кузен ни в коем случае не являлся членом ордена, но тут же одернул себя, вспомнив, что Арло сидит рядом и тоже слушает рассказ. Однако ему удалось, по собственному мнению, удачно выкрутиться, добавив:
— Знаешь, как ни противно слышать, меня это ничуть не удивляет. Отчего это, как считаешь? Неужели я так очерствел? Хм… Так что же было потом?
— Меня продали рабом на галеру, и следующие четыре года я провел в кандалах у весла. За это время я ни разу не поел вдосталь, зато вдоволь наработался… Четыре года плетей, боли и отчаяния — и ни единого друга. У рабов на галерах не бывает друзей — в это невозможно поверить, пока тебя не прикуют к веслу. Но это правда, потому что гребцам не до друзей — вся их жизнь состоит в том, чтобы не умереть, а выживание зависит лишь от телесного напряжения и силы духа…
Сент-Омер умолк, прозревая вдали что-то видимое лишь ему одному, затем вздохнул.
— Меня хватило на четыре года, на протяжении которых я чахнул, пока не заболел. Мне становилось хуже день ото дня, и однажды ночью я уже не смог встать, чтобы подойти к своему веслу. Тогда пираты решили, что мне конец. Они раскачали меня за руки и за ноги и перебросили через борт.
Годфрей даже не обратил внимания на пораженные лица слушателей: он находился там, куда был устремлен его мысленный взор.
— Меня ждала смерть, но, как видите, не дождалась… До сих пор не пойму, почему они бросили меня в море в цепях, в ручных кандалах. Обычно пираты так не делают. Я сам с десяток раз наблюдал, как люди умирали у весла — тогда им снимали ножные кандалы и оттаскивали прочь, чтобы посадить на освободившееся место другого раба, — а потом все-таки снимали и ручную цепь: наверное, потому, что ржавое железо, не в пример мертвецу, еще хоть на что-нибудь сгодится. Лишь затем покойника выбрасывали за борт. Но со мной вышло иначе… сам не знаю, по какой причине. Может, потому, что я в тот момент не сидел у весла, и им не пришлось расковывать ножные цепи… А может, им было лень, или они просто упустили это из виду… так или иначе, я упал в море, скованный по рукам, и, как ни странно это звучит, кандалы спасли мне жизнь…
Годфрей очнулся от раздумий и внимательно оглядел приятелей.
— Если помните, стояла ночь, и пираты не обратили внимания на плавающее неподалеку бревно. Вероятно, на него я и упал, потому что от удара потерял сознание, и лишь потом — когда у меня было время сообразить, что же произошло, — понял, что оковы зацепились или каким-то образом обмотались вокруг сучковатого выступа. Под весом моего тела равновесие нарушилось, и бревно перевернулось, так что когда я очнулся, то обнаружил, что лежу поперек ствола. Одна рука застряла под водой с одной стороны, ноги болтались с другой, зато голова оставалась над поверхностью.
— А дальше? — подался всем телом вперед нетерпеливый Арло, а Гуг вдруг поймал себя на мысли, что потерял счет времени, сидя подле друга и представляя его бессильно лежащим на плавающем бревне.
Сент-Омер что-то пробормотал и пошевелился, вытягиваясь всем телом под покрывалом.
— Помню, что очнулся от дикой боли. Одна рука была скручена за спиной так, словно готова была оторваться, и стоило мне прийти в сознание, как я невольно вскрикнул. Затем я попытался высвободиться — совершенно зря, потому что нарушил равновесие и бревно снова перевернулось. Я чуть не утонул и, уже мало что соображая, исхитрился перебросить цепь через ствол. Он стоймя поднялся над водой, и тут я увидел комель. Оказалось, что ствол не срублен — старое дерево упало в море вместе с корнями. Немало времени я потратил, чтоб добраться до другой его оконечности, и там уже обмотал цепь вокруг корявых отростков. Так мне стало легче держать голову над водой. В воде я провел весь последующий день, чувствуя, как соль постепенно разъедает кожу. Я испытывал муки ада, борясь с искушением глотнуть соленой жидкости. Клянусь, нет на Божьем свете худшей пытки, чем жажда, но страдать от нее по горло в воде особенно мучительно. Я знал, что рано или поздно придется пить морскую воду, но боролся с этой мыслью до последнего, пока не очнулся оттого, что едва не захлебнулся. Вероятно, в какой-то момент я лишился сознания и голова моя опустилась. Тогда меня прошиб страх. Я начал брыкаться и изо всех сил замолотил руками и ногами, как вдруг услышал крик. Чьи-то руки ухватили меня, вцепились мне в волосы и вытянули из воды. Так, друзья, я поверил, что чудеса все же случаются. Меня спасли рыбаки с Мальты. Мое дерево дрейфовало, пока не оказалось вблизи островка, где их судно раскинуло сети, и они заметили меня только тогда, когда бревно ударилось об их борт. Они меня накормили и выходили, а когда я значительно окреп, приставили к работе — не очень трудной. У них я провел около месяца. К этому времени мы вернулись в Валетту — их родной город. Благодаря хорошей пище и необременительному труду я почти окончательно выздоровел и окреп. Я пробыл в Валетте еще месяц, подрабатывая сапожным подмастерьем и мучаясь от застоя крови в легких. Затем я купил место на койке на итальянском торговом судне, шедшем из Остии на Кипр, а оттуда уже добрался до Яффы. На еду денег не хватало, и я снова начал слабеть. Когда я добрался до Иерихона, мне подсказали, что нужно разыскать недавно основанный госпиталь, и я едва нашел в себе силы, чтоб дойти до него. Монахи приняли меня, и я, когда оправился настолько, что смог говорить, рассказал им о себе. Вот тогда они и послали вам весточку.
Де Пайен долго молча сидел, в раздумье кривя рот, затем шумно перевел дыхание и заговорил, более обращаясь к самому себе:
— Да, послали… Послали нам весточку.
Он снова вздохнул и выпрямился на сиденье.
— Ты проделал настоящую одиссею, Гоф, но все уже позади. Теперь ты среди друзей… правильнее сказать — между друзей, потому что нас с Арло всего-то двое. Первейшая и единственная наша забота сейчас — это поставить тебя снова на ноги, чтобы на костях наросло мясо, а глаза зажглись прежним огнем. А потом мы посадим тебя на коня, дадим в руки клинок, и ты опять сможешь тягаться с лучшими воинами, как бывало прежде. Сегодня я переговорил с братом-прецептором, и он обещал, что ты сможешь покинуть госпиталь дней через десять. Арло пока подыщет нам всем жилище — хорошее, светлое и просторное, и чтоб было рядом место для занятий боевыми упражнениями. Ты тоже не теряй времени даром и постарайся как можно скорее выйти из лечебницы, поэтому побольше спи, ешь и набирайся сил. Каждый день кто-нибудь из нас будет навещать тебя, чтоб ты не впадал в уныние. Сам я завтра должен сопровождать в Иерихон группу пилигримов; это займет четыре дня — два туда и два обратно, а потом мы снова увидимся. А пока поспи, дружище.
