Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!
— Что тебя рассмешило, господин? — спросил Аристокл.
Вар объяснил, и раб кивнул.
— Да, господин, думаю, ты прав.
— Наверное, войска фараона частенько проходили через Сирию, — задумчиво промолвил Вар. — Это очень древняя страна на Востоке. Может, не столь древняя, как Египет, но старше Греции и Рима.
— Да, — согласился Аристокл.
Но при этом у него был такой вид, будто грек откусил неспелой хурмы. Вынужденные признать силу Рима, эллины продолжали кичиться перед римлянами древностью своей культуры. Но в данном случае рабу было нечего сказать, ведь наместник признал превосходство Сирии и над своей родиной.
Потом и у Квинтилия Вара сделался кислый вид, хотя и по другой причине.
— Да, есть страны, древние, как само время, но в других странах время, похоже, только-только начало свой отсчет. А?
— Чистая правда, господин. Эта земля — первозданный мир.
Аристокл обвел взглядом бесконечные деревья — дубы, вязы, буки и каштаны, покрывшиеся свежей листвой, а также сосны и ели с темной хвоей, придававшей германским лесам мрачный вид.
— Жаль, что Август не назначил тебя префектом Египта. Тогда ты смог бы увидеть египетские древности. Древность внушает почтение, но здесь нет ничего древнего, кроме лесов.
— Это точно, — проворчал Вар с еще более кислым видом.
Смышленый раб всегда сумеет отпустить шпильку, да так, что не придерешься. В Римской империи должность префекта Египта была высшей из должностей наместников провинций. Префект Египта считался вторым по значению после самого Августа — и, конечно, преуспев в Сирии, Вар мечтал получить в управление именно Египет. Но двоюродный дядя его жены рассудил иначе.
— Я обязан трудиться не покладая рук там, куда Август решил меня послать, — со вздохом проговорил Вар. — Императору виднее.
Все знали, что назначение на высшие посты является исключительной прерогативой Августа: такова была система власти, сложившаяся после победоносного завершения императором гражданских войн и разгрома всех его соперников. Хотя формально продолжали существовать все политические учреждения республики и Август действовал, прикрываясь ими, это никого не обманывало. Все знали, что республика — лишь фасад, и никто не питал сомнений, в чьих руках на самом деле сосредоточена власть.
Аристокл вздохнул.
— Если бы только паннонцы не восстали…
— Если бы, если бы, если бы, — раздраженно проворчал Вар.
Не потому, что раб был не прав, а как раз наоборот — потому что тот был прав. Если бы Тиберий не занимался подавлением восстания в самой империи, он находился бы сейчас здесь. Там, где ему, по правде говоря, было самое место. А если бы суровый, неулыбчивый Тиберий призывал сейчас к порядку Германию, не исключено, что Август послал бы Вара в Египет. А где находился бы Вар, там находился бы и Аристокл… Поэтому греку оставалось только вздыхать.
Что он и сделал.
— Что тут можно предпринять, господин?
Казалось, ответ на этот почти риторический вопрос напрашивался сам собой: «Ничего». Однако Вар удивил своего раба.
— Если я должен превратить здешний край в римскую провинцию, значит, я так и сделаю. И чем скорее местные жители уразумеют, чего от них ждут, тем лучшие подданные империи из них получатся.
— Э… да.
Аристокл моргнул. Он не ожидал такого ответа, совершенно не ожидал.
— Да увенчаются твои усилия успехом!
— Надеюсь. Думаю, что увенчаются. Надеюсь, что столетия спустя эта земля будет настолько же римской, насколько, скажем, Испания или Цизальпинская Галлия. Конечно, чтобы этого добиться, нам потребуется работать не покладая рук, но римляне не боятся тяжелой работы.
Собственно говоря, за что бы ни брались легионеры, они не слишком выбивались из сил. Вар воспринимал это как должное: воины — тоже люди и не станут добровольно взваливать на себя лишний труд. Чтобы заставлять их работать, существуют командиры. А зачем еще командиры нужны?
Перед мысленным взором Вара предстали города, разрастающиеся в Германии вокруг римских лагерей, — так же, как это происходило по всему Римскому миру. Он представил себе сияющие мраморные храмы в честь римских богов, да и германских тоже. Если жрецы не следовали примеру друидов или иудейских священников, выступавших против власти Рима, то и римляне не вмешивались в дела религии, позволяя каждому молиться своим богам. Вар представил себе купальни и рыночные площади с колоннадами, где прогуливались горожане в тогах, обсуждая последние новости. Он представил себе амфитеатры для гонок колесниц, гладиаторских боев и травли зверей; театры, где местные жители смогут увидеть Плавта, Теренция и выступления мимов. Он мысленно увидел школы, лавки, мельницы, мастерские, писцов и грамотеев, воспитанных из числа туземцев.
Это могло стать явью. Это обязательно станет явью, как только германцы свыкнутся с мыслью, что они — часть чего-то большего, нежели их отдельные племена. Что может этому помешать? Ничто!
Правда, германцы до сих пор прибивают головы убитых людей к деревьям, делая подношения обитающим в рощах духам. И что с того: галлы делали то же самое, пока Цезарь не покорил их. Да и сородичи галлов в Британии, пока еще не покоренные, до сих пор приносят кровавые жертвы. Зато все племена, оказавшиеся под прочной властью Рима, утратили свою кровожадность и стали на удивление цивилизованными.
Значит, можно цивилизовать и германцев. Все, что для этого требуется, — твердая рука и немного времени.
VIII
Арминий подыскал под прикрытием леса еще одно хорошее местечко, дающее неплохой обзор. Отсюда можно было наблюдать за продвижением римлян в Германию. Рейн, граница между Галлией и Германией, установленная еще в ту пору, когда Цезарь вытеснил германцев с западного берега реки, остался за спинами легионеров. Они находились в сердце родины Арминия, во владениях его народа.
Пришла весна — и, словно перелетные птицы, возвращающиеся на прежние гнездовья, вернулись римляне. И точно так же как птицы вьют новые гнезда, легионеры принялись заново отстраивать свой лагерь в Минденуме.
На сей раз Зигимер последовал за Арминием, чтобы тоже увидеть людей, задавшихся целью лишить германцев свободы. Увиденное произвело на отца Арминия должное впечатление. Арминий почувствовал, что отец испытывает к римлянам невольное уважение, потому что и сам отчасти чувствовал то же самое.
— Они работают усердно, а? — проворчал Зигимер. — И быстро.
— Так и есть. Усердно и быстро, — подтвердил Арминий.
Отец нахмурился.
— Если ты зайдешь за дерево, чтобы облегчиться, а потом выглянешь снова, их частокол за это время заметно вырастет.
