Алексей Пиманов - Александровский cад
– Откуда у тебя эта вещь?
Было видно, что отец сильно потрясен увиденным. Алешка это заметил.
– Похоже, что Панина этой штукой жизни лишили. Казарин-старший молча повертел в руках пресс-папье, а затем тихо произнес:
– А ты к Герману ходил? Лешка кивнул.
– А ты знаешь, что настоящая фамилия Варфоломее-ва – фон Шпеер? Барон фон Шпеер.
У Лешки перехватило дыхание.
– Кто? Герман Степанович? Барон?! Отец кивнул.
– Герман Степанович – барон?! – В словах Лешки появились издевательские нотки.
Но отцу было не до шуток. Он еще раз посмотрел на сына и снова молча кивнул.
И тут до Алексея наконец дошел смысл сказанного.
– Не может быть…
Его мозг отказывался что-либо понимать, он лишь вспышками выдавал калейдоскоп последних событий: барон, убийство, документ, подземный лаз, монах…
– Монах… – одними губами прошептал Казарин. – А откуда караульные узнали про Монаха?…
Чуть не сбив отца со стула, Лешка бросился из дома, выбежал на улицу и помчался в сторону Арсенала. Нужную кровать Алексей нашел быстро, и в истерике растолкал сладко спящего солдата, с которым говорил накануне.
– А откуда ты про Монаха-то знаешь? – не дав ему опомниться, выпалил Лешка.
Солдат спросонья заморгал глазами.
– Монаха?… А-а-а… Так ведь нам надысь экскурсию по Кремлю устроили. Вот экскурсовод – чудной такой дед из «Оружейки» – нам про Монаха и рассказывал…
Дальше Лешка слушать не стал. Через пять минут он уже стоял на пороге каморки Германа Степановича. Дверь была открыта, но в комнате никого не было. Еле восстановив дыхание, Алексей шагнул за один из стеллажей, заваленный старинными предметами, и начал ждать. Вскоре послышались шаги, и в кабинет вошел Варфоломеев. Хранитель прикрыл за собой дверь, погасил верхний свет, зажег настольную лампу и начал складывать какие-то предметы в небольшой саквояж. Ждать больше не было никакого смысла, и Казарин шагнул вперед.
– Собираетесь, Герман Степанович? Варфоломеев испуганно обернулся, но при виде воспитанника заулыбался.
– Собираюсь. А ты чего? Мы ж только что попрощались.
– Вроде того, – буркнул Лешка.
– Ну, тогда давай заново поздоровкаемся?
Старик протянул руку для рукопожатия, но Казарин резко шагнул к столу и взял в руки саквояж.
Варфоломеев внимательно посмотрел вначале на саквояж, затем в глаза Алексея:
– Что с тобой, Алеша?
Казарин молча вытряхнул содержимое саквояжа на стол. Варфоломеев недоуменно спросил:
– Ты что-нибудь ищешь?
– Ищу, – холодно ответил Лешка.
Среди горы барахла Лешка сразу отметил небольшую статуэтку на тяжелом постаменте. Ни слова не говоря, Казарин вынул перочинный нож, поддел лезвием срез бархатной ткани в основании, и на его ладонь выкатился очень крупный алмаз. Такой он видел лишь раз в своей жизни, в 38-м, в руках цыганки Лили незадолго до ее гибели. Этот камень, кстати, был очень похож на тот. Лешка поднял глаза на Варфоломеева и поразился страшному выражению его лица. Было такое ощущение, что Германа Степановича сейчас хватит удар.
– Может, поговорим, – процедил сквозь зубы старик, – по старой дружбе, а, Леш?
Алексей сел на табурет:
– Ну что же, давайте, Герман Степанович. Или как вас там: господин барон?
Старик еще больше оторопел, но все-таки взял себя в руки.
– Все знаешь? Ну, тем лучше.
Он засеменил к двери, но Алексей остановил его:
– Бежать не советую.
Герман Степанович усмехнулся.
– Боже упаси!
Варфоломеев зачем-то выглянул за дверь и вернулся к Казарину.
– Значит, папа твой решил открыться? Ну что ж, замечательно… замечательно.
Он сел напротив и молча уставился на правую руку Лешки, которая сжимала алмаз. И тут Алексей не выдержал:
– Эх, Герман Степанович, Герман Степанович! Как же вы могли? Вы же для меня как отец были.
Старик поднял глаза на воспитанника.
– А что, собственно говоря, я «смог»? – холодно спросил Варфоломеев. – Ничего такого! Просто пытаюсь вернуть то, что было отнято в девятнадцатом у барона фон Шпеера и его семьи…
Герман Степанович сжал кулаки и начал свой невеселый рассказ.
Глава 11
Февраль 1919 года
По лестницам старого питерского дома поднимался вооруженный отряд, состоявший из двух матросов и трех солдат. Возглавлял отряд комиссар в кожаной тужурке и такой же кожаной фуражке. В руках он комкал список, по которому сверял номера квартир и таблички с фамилиями под ними.
– Сюда!
Комиссар ткнул кулаком в нужную дверь и нажал кнопку звонка, под которым значилось: «Барон фон Шпеер». За дверью стояла тишина. Комиссар сделал знак матросам, и они прикладами заколотили в дверь. Это возымело действие. Из квартиры послышался пожилой женский голос:
– Вам кого?
– Именем революции приказываю открыть дверь! – хрипло прокричал в ответ комиссар.
– Что вам надо? – В голосе хозяйки еще теплилась надежда, что все обойдется.
Ответ прозвучал как приговор:
– Открывайте. Обыск.
Внутри воцарилась тишина, и матросы снова принялись вышибать дверь. Наконец, хозяйка сдалась.
– Не ломайте, я сейчас открою. Дверь приоткрылась на цепочку.
– По какому праву вы шумите? – донеслось из темного коридора.
Комиссар протянул мандат.
– По нашим сведениям, в этой квартире прячется враг.
В полоске света появилось лицо пожилой женщины. Несмотря на почтенные года – очень красивое лицо.
– Вы ошибаетесь, никакого врага у нас нет.
Матросы не стали дослушивать баронессу. Они ворвались в квартиру и бесцеремонно рассредоточились по комнатам, заглядывая во все многочисленные закутки фамильного гнезда Шпееров.
– Никого нет, – доложил комиссару один из солдат, закончив осмотр. – Сбег, кажись…
Комиссар зачем-то погладил себя по щеке и вытащил из кобуры маузер. Перед ним стояли два испуганных пожилых человека, которых он ненавидел.
– Слушайте, вы, Шпееры. По нашим сведениям, ваш сын – белый офицер, скрывается в этом доме. Если вы не поможете нам арестовать его, вы будете считаться врагами революции и пособниками белогвардейской нечисти.
Барон Шпеер поправил пенсне.
– Простите, господин комиссар, но, во-первых, мы и так считаемся врагами вашей революции, хотя и не знаем почему. А во-вторых, нам неизвестно, где находится наш сын.
Комиссар подошел к старику вплотную.
– Врешь, сволочь, – прошипел он. – И твоя старая потаскуха врет…
Удар барона пришелся комиссару прямо в челюсть. Тот устоял, но вынужден был присесть на одно колено, а в следующее мгновение раздался выстрел. Утерев выступившую на губе кровь, комиссар положил дымящийся маузер в карман и с презрением посмотрел на зашедшуюся в крике баронессу.
