Андрей Белянин - Пуля для императора
– А то! Финка, кастет да верёвка – о профессии этого ворона неласкового догадаться несложно. По всему видать, что трактирщик его на вас науськал. Любят они, грешники, невинные парочки по ночам грабить…
– А куда же полиция смотрит? – возмутилась рыжая англичанка.
– Ясно куда, в карман собственный, – Матвей стянул запястья негодяя той же верёвкой. – Поехали отсель. Чмокнитесь ещё разок, ежели так уж приспичило, а я вас внизу жду.
Мисс Челлендер выпорхнула из комнаты первой, у меня тоже не было ни малейшего желания целоваться по разрешению. Мы сбежали вниз по лестнице, покинув опасное заведение. Сам папин денщик задержался буквально на минуту – пару раз с размаху приложить сонного хозяина трактира мордой об стену. Это справедливо…
У входа стоял зевающий парнишка в стареньком пиджачке, держащий в поводу трёх хороших лошадей.
– Э-э? Вроде бы речь шла о коляске с кучером?
– А не было! Не хочет никто в ночь ехать, – посетовал Матвей, но у него это как-то не очень искренне получилось.
Я же знал, что лучше Чёрта для него коня не было, и полагаю, он просто слукавил, приведя ещё верного Рыжика и тихую сивую кобылку для мисс Челлендер. Тем не менее спорить не стал, помог сесть Энни и, чуть кривясь от боли в плече, взгромоздился на своего гнедого жеребца.
Матвей кинул мальчишке монетку, не касаясь стремени, прыгнул в седло, дико свистнул на своего сумасшедшего коня, послав его в такой галоп по улице, что наши лошади невольно заразились азартом погони. Вперёд!
…Ночной Петербург сиял огнями иллюминации на всех проспектах и мостах.
Прохожих практически не было, разве что два или три раза мы встречали пролётки с загулявшими офицерами и поющими цыганками в пёстрых платьях. Кстати, пьяными до безобразия! Я имею в виду и офицеров, и цыган, и даже, кажется, их лошадей…
Нам одобрительно гикали вслед, возможно, люди и впрямь думали, будто старый казак что-то у нас стащил, а мы его ловим. Ну, допустим, догнали бы, и что? Да он один нас под той же мостовой по шею в булыжник закопает, и ни один городовой вмешиваться не полезет чисто из чувства самосохранения…
Довольно скоро мы оказались на рабочей окраине Санкт-Петербурга. Здесь уже не было ни фонарей, ни иллюминации. Хорошо ещё, что ночь была достаточно звёздной и луна только-только пошла на убыль. Наши кони перешли с брусчатки на обычную глинобитную дорогу, расплёскивая копытами редкие случайные лужи.
Матвей придержал своего горячего скакуна, переведя его с галопа на рысь. Маршрут он наверняка знал, потому что мы ни разу нигде не остановились спросить дорогу.
Мы ехали не меньше двух часов, небо на востоке начало розоветь, потянуло холодом, кусты и деревья окутал сизый туман. Предрассветная тишина нарушалась лишь редким птичьим криком да эхом от дроби копыт наших лошадей.
Продрогшая Энни стучала зубками, у меня тоже окоченели пальцы и нос замёрз. За всю дорогу старый казак не сказал нам ни слова. Более того, он даже ни разу не обернулся посмотреть, едем ли мы следом, не потерялись ли, не отстали где-нибудь в пути.
Подобная бескомпромиссность порой даже пугала. Он просто шёл к своей цели и ни капли не волновался, готовы ли мы с тем же пылом разделить его охотничий азарт…
– Стоять, – он неожиданно натянул поводья и поднял правую руку.
Мы послушно замерли…
– Ну-ка, все за мной. Вон в том лесочке схоронимся.
Он увёл нас с дороги за какую-то малоприметную рощицу, велел спешиться, а потом приказал:
– Аннушка здесь остаётся, коней сторожит. Ежели кто сунется, стреляй, перекрестясь.
– А вы? – тихо уточнила дочь английского посла.
– А мы с Михайлой на разведку пойдём, – не поведя и усом, соврал Матвей. – На версту вперёд прогуляемся, глянем у трактира чайного, что да как, и назад. Ежели всё тихо, тут, в засаде, останемся, мимо нас врагу никак не проскочить. А коли что серьёзное, так отсюда верхами до императорского поезда припустим! Нехай тока лошадки чуток отдышатся. Верно ли?
Как только Энни поверила этой хитрой роже, ума не приложу. Лично я давно замечаю, когда папин казак бесстыже врёт и не краснеет, причём из самых благих побуждений.
– Мы ведь не на разведку идём, так? – тихо спросил я, когда он, пригибаясь, потащил меня сквозь кусты орешника.
– Догада-а…
– Вы что-то увидели там, у трактира?
– Почуял. Лошадей там много, голов двадцать. Не хозяева же столько держат. Стало быть, гости приехали. А кому в башку стукнет в такую рань, да ещё такой большой компанией, чаю откушать?
– Нам надо предупредить эскорт императора.
– Чего нам людей зазря беспокоить, – хмыкнул в усы бывший конвоец. – Вот сами всё выясним, проверим на зуб, что да как, а коли не управимся в четыре руки – тады, да! Уж поди и одна Аннушка верхом махнёт да за помощью сгоняет.
– Но как же она узнает, что нам нужна помощь?
Вместо ответа Матвей лишь пожал широкими плечами, видимо, ответ на данный вопрос не представлял для него особого интереса. Если это и называется у русских «стратегией и тактикой», то, право, я удивляюсь, каким непостижимым образом эта страна всё время выигрывала в локальных войнах.
А даже проиграв, недолгое время спустя брала реванш, выбивая из противника дух вне зависимости от пушек, количества полков, военного опыта, погодных условий и даже капризов фортуны. Это Россия, тут нужно тупо закрыть глаза, забыть всё и просто верить.
– Гляди сам, хлопчик, – бывший конвоец сунул руку в карман шаровар и извлёк маленькую складную подзорную трубу морского образца.
Я прильнул правым глазом к окулярам.
– Трактир. Свет в двух окнах.
– Левее повороти.
– Лошади, осёдланные, много. Вы правы, но… – Я покрутил трубу, увеличивая резкость. – Там два человека в чёрном.
– Старые знакомцы?
– Похоже. Китайский разрез глаз на таком расстоянии не разглядеть, но по выправке и общему ощущению – те же самые наёмники.
– Сколько их?
– Не знаю. У коновязи двое. Винтовок не видно, возможно, они вооружены пистолетами.
– Думаю, и в самом трактире их человек пятнадцать-двадцать. Иначе бы смысл стока лошадок гонять?
– Согласен, – признал я, хмуря брови. – Ну так что, идём вдвоём?
– Дивлюсь я на тебя, твоё ж ты благородие, – нагло усмехнулся Матвей, скаля зубы. – Ты ж по закону должен к поезду императорскому скакать, охрану государеву о засаде предупредить, а сам мне такое дело разбойное предлагаешь. Что теперь-то не так? Чё у тебя в душе поменялось, а?
– Я вам сейчас в морду дам, – без раздумий предупредил я. – Мой отец был Цепным Псом империи, он отдал жизнь за эту страну. И если вы до сих пор считаете меня неженкой, аристократом или вообще, прости Господи, англичанином, то…
