Евгений Лундберг - Кремень и кость
— Лежи, я тебя не трону, — сказал бобр. — Ты переплыл реку? — спросил он с любопытством и уважением. — Переплыл сам или тебя вода принесла? — проявил он явное желание умалить заслугу чужого охотника.
— Вода не хотела меня нести, но я доплыл. Дай мне поесть.
— Ты и назад поплывешь? — с удовольствием, предвкушая чужую борьбу с течением, спросил бобр.
— Нет.
— Хорошо. Я дам тебе поесть. Бобр, не медля ни минуты, ушел.
«А если он возвратится не один?» подумал Легче Стрелы. Он попытался отползти подальше от обрыва, но тело его ныло, голова клонилась к земле, глаза слипались. Сон снова сморил его.
— Ты опять спишь! — громко сказал бобр.
Он принес кусок вяленого мяса. Легче Стрелы стал жадно есть. Когда от мяса не осталось и следа, бобр спросил:
— Можешь итти?
— Могу.
В это утро Рысьи Меха узнал о том, что племя его рассыпается, как ком сухой земли.
XVIII. Перекресток
Даже зоркий глаз крылатого хищника не охватил бы разом всего, что совершалось на равнине. По-иному перелетают весною и осенью птицы, по-иному расходятся и сходятся звери, и совсем по-иному брели теперь по равнине люди: одни целым племенем, другие в одиночку, третьи небольшими толпами, опасаясь разорвать связь с привычным жильем.
Потребность в лучшем оружии и в украшениях гнала людей, шедших с полудня. Резная на кости голова коня была для них знаком, что в недалеких и доступных местах есть запасы упругой кости и живые обрабатывающие ее мастера.
Бобрам точно вспомнилось далекое прошлое, когда они не оторвались еще от пещерного племени, и наиболее подвижные из них легко променяли береговые свои пески на лесное раздолье с приснившейся им в зимние ночи мамонтовой пещерой.
Люди больших рек шли медленно, без особой опаски, с веселым волнением ожидая близких схваток.
И бобры, ушедшие за Рысьими Мехами, смелели с каждым утром. Время от времени они отвлекались от поисков пещеры косоглазого удачника и гнались за отяжелевшими перед отелом косулями и оленьими самками. Внове было бобрам гнать к засадам стада, просыпалось в них заглушенное веками охотничье веселье, улыбки чаще раздвигали губы, после теплой крови и дымного мяса не так, как прежде, тянули к себе обогретые вековым сиденьем землянки.
(примечание к рис.)
А беглецы пещерного племени путали следы, как зайцы, и не предвидели того, что им принесет завтрашний день. Их было немного, сильнейшие из зрелых мужчин по-прежнему соблюдали силу племени, убыли не было видно, но потеряно было и изжито в древней пещере то чувство нарастающей силы, с которым шли темноволосые и которое просыпалось в бобрах.
* * *Когда на горизонте появились волнистым изломом холмы родимого становища, Светловолосый, шедший вместе с передовыми охотниками, потребовал переправы на противоположный берег. Чужое племя впервые за время пути не поверило ему.
— Там? — спросил один из стариков, указывая на слившиеся с далью кручи.
Светловолосый помотал головою.
— Дальше, за холмами? Или ты хочешь срезать крутую излучину? Или, может быть, страх овладел тобою?
— Нет, — отвечал Светловолосый. Но это были не те ясные «нет» и «да», которые привыкло от него слышать чужое племя.
Медленно надвинулось основное ядро племени. Женщины расселись группами, и уже беззаботными стали лица. Привал — почти дом, а в доме, хотя бы он был всего только луговой впадиной, не место тревоге и напряжению.
Светловолосый, старики и зрелые охотники не расходились. Как дротики, острились взгляды и наступающего племени и светловолосого пленника. Молчаливая шла борьба, взгляд против взгляда, без лишнего жеста, без крика и без уступок. Каждый знал, что решается судьба пещерного становища, племени и его собственная. И как ее было решать, не зная, ни куда итти, ни с кем. Слушали старики воздух, следили за полетом птиц, охотники помоложе напрягали зрение, чтобы разглядеть хоть что-нибудь впереди.
Светловолосый снова почувствовал на себе тяжесть неверящих взглядов. Вспомнились времена первых дней плена, когда каждый из них угрожал ему смертью. И он сказал увереннее, чем раньше:
— За рекою, где лес, есть река. Не эта… Становище — там. Не на этой.
Темнели злобою лица чужих, навсегда чужих, людей. — Ты приплыл до этой реке.
— Ты говорил, что путь по ней.
— Когда мы спрашивали о становище, взгляды твои обращались к воде и не блуждали, как блуждают сейчас.
Погас вечер. Веселее поутру заплескалась река. Племя снялось с привала. Светловолосый все еще не знал, куда повернет передовой отряд. Племя двинулось вверх по реке намеченным прежде путем. Светловолосого оттерли назад, не к ядру племени, где были женщины и дети — в суматохе беспорядочной лавины ему легко было бы отстать и скрыться — его отодвинули поближе к последним охотникам передового отряда. Кручи уже не синели. Зубцы их раздвинулись, чернели ущелья. Засверкали над лесом известковые прослойки склонов. Невидимые признаки близости человеческого жилья, говоря о близости боя, все сильнее возбуждали охотников. Передовой отряд рассыпался полукругом, за ним шла колонна молодых, женщины и дети замедляли свое движение.
(примечание к рис.)
— Дым, дым, дым, — передавались от человека к человеку непроизнесенные вслух слова. И вправду — бледноватые струйки дыма прозрачно кудрявились над лесом.
— Дым, дым, дым, — бились сердца учащенно: загадка огня, рожденного человеческой рукой, волновала сотни поколений и не перестала волновать и доселе.
Кто-то сзади подошел к Светловолосому и с силою сжал ему локти. Светловолосый не обернулся. Тень ремня, висевшего на руке подошедшего, упала на песок. Он подождал, пока ему стянут руки, и равнодушно поплелся за отрядом…
* * *Рысьи Меха радостно встречал беглецов из отчей пещеры. Каждый беглец был ему дороже толпы бобров, и он не скрывал этого. Легче Стрелы ходил за ним, как теленок за оленихой, и странно было юноше, что опытный охотник так долго не мог овладеть мамонтовой пещерой. Хотя Легче Стрелы пришел один, бобры стали от его прихода еще увереннее. Были тут рядом с ними, как свои, и Рысьи Меха, и Лесной Кот, и Легче Стрелы, и бежавшие от Коренастого; могли притти и другие. Число бобров тоже постепенно увеличивалось. Тропа от озера стала явной даже для ребенка. По-двое, по-трое пробирались бобры к новым местам. Дом и племя были за спиною, пищи вдоволь, на курганах трещали костры, где-то рядом, в чащах лесных, скрывалась желанная добыча.
