Дмитрий Агалаков - Полет орлицы
— Святая Жанна! — вырвалось у матери ребенка. Она обняла колени девушки и зарыдала.
Жан д’Олон и Франсуа Ковальон, стоявшие рядом, потеряли дар речи. Священник едва мог поверить своим глазам. Поневоле он вспомнил историю о Лазаре, рассказанную в Священном Писании. Историю о человеке, воскрешенном из мертвых самим Спасителем!..
— Храни тебя Господь, святая Жанна! — заплакал и отец ребенка, вставая перед ней на колени.
Священник успел окрестить новорожденного, который вскоре умер, но умер во Христе и был похоронен в христианской земле.
А Жанна думала: как случилось это чудо? Есть ли в том ее заслуга? Или — нет? И не великая ли гордыня — приписывать себе воскрешение младенца? Может быть, это искушение? Но если все же это благодать, и ей, Жанне, выпало притворить ее в жизнь, как бы она хотела совершить большее! Если бы она могла так просто оживить всю Францию, которая задыхалась от засилья бургундцев и англичан! Лечь на ее землю и обнять ее всю — руками…
Победы Жанны оказались временными и не приносили того успеха, которого она добивалась. Если бы у нее было такое войско, какое ей вверили под Орлеаном, она поставила бы на колени Филиппа Бургундского и выкинула бы из Парижа англичан! Но ее армию скорее можно было назвать большим отрядом.
Ей просто не хватало бойцов совершить тот подвиг, к которому она была готова.
Поэтому Филипп Бургундский одолевал французские крепости, и торжествовали ненавистные Жанне англичане: еще немного, и дорога между Па-де-Кале и Парижем будет полностью освобождена. И тогда они без боязни доставят в столицу Франции ее короля — юного Генриха Ланкастера. Чтобы возложить на его голову корону святого королевства!
Далеко от северных областей Франции, на Луаре, в замке Сюлли-сюр-Луар, Карл Седьмой тоже был мрачнее тучи. Он больше не тешил себя призрачными надеждами о «долговременном и надежном мире» с Бургундией. Но в отличие от Филиппа он-то выглядел в этой истории смешно, потому что оказался недальновидным и легковерным политиком. Тем более, неспособным держать слово. Теперь уже всем было ясно: до официального разрыва между Францией и самым могущественным герцогством Европы оставались считанные дни. Война шла в полный рост.
Хмуро поглядывая на придворных, в те дни Карл понимал: Жанна была права! И от этого она вызывала в нем еще большее раздражение. Едва ли не ненависть! По глазам своих рыцарей он читал, что они видят в нем труса, в который раз предавшего интересы Франции. И прав был Гильом де Флави, этот непокорный вельможа, нарушивший волю короля и не сдавший Компьен бургундцам.
Теперь этот город поистине был новым Орлеаном — северным оплотом Франции в войне с англо-бургундской коалицией.
В боевом доспехе, на белом коне, под гордым бургундским стягом, герцог смотрел на Уазу. Весна входила в этот мир. Смело, вдохновенно. И весною было объято его сердце. Все способствовало его победам, и каждый новый шаг приближал его к долгожданной цели! Перед герцогом Бургундским открывался свободный путь — на Шуази. Как долго он ждал этого! Его кузен хотел, чтобы он взял Компьен сам — прекрасно! Но теперь он не будет мелочиться — он возьмет по дороге не один город и не три, как было обещано по «шутовскому миру» (договор с Карлом он называл только так), теперь он возьмет штурмом десятки городов!
Отважное бургундское войско стояло за его спиной. Он взял Нуайон, отдохнул от баталий неделю и, оставив в городе роту капитана де Савеза, продвинулся до Пон-Левека и стратегически важного моста через Уазу. Тут останется рота англичанина Монтгомери. А сам он во главе войска двинется вдоль Уазы — к Шуази, северному форпосту Компьена. Два дня ходу, и он на месте. Авангард Жана Люксембургского, его любимца с иссеченным лицом, кривого на один глаз, но твердого, как скала, будет расчищать дорогу перед основным войском, обремененным тяжелой артиллерией и внушительным обозом.
Вот к нему подъехал граф Люксембург — на изуродованном лице его вассала радости было не меньше. Они оба грезят победой, и они получат ее!
— Ваша светлость, — поклонился граф, — депеша от англичан. — Он протянул ему свиток.
— Читайте, граф, — глядя вдоль реки, сказал Филипп.
Люксембург сорвал печать, развернул свиток.
— «Светлейший герцог Бургундии, наш кузен, друг и верный союзник! Дабы ваши победы над самозванцем Карлом Валуа стали еще более скорыми, мы посылаем к вам рыцарей графа Хандингтона и лорда Арундела с отрядом английских стрелков, только что прибывших на континент. Мы надеемся, что они верно послужат нашему общему делу. Герцог Джон Бедфорд».
Филипп усмехнулся:
— Что ж, Люксембург, теперь кузену Карлу точно придется потесниться. Англичане так рьяно набиваются к нам в друзья, что мы просто не можем им отказать! — Герцог сжал кулак в плотной замшевой перчатке. — Дайте мне только добраться до Компьена, и я вздерну этого прохвоста де Флави на первом суку, даю слово!
16
Гильом де Флави, комендант Компьена, с тревогой в сердце дожидался этой весны. Не так давно, по требованию именитых горожан, он прогнал графа де Клермона, посланника короля Франции. Карл Седьмой, перед которым Компьен полгода назад с радостью открыл ворота, решил сделать город игрушкой в своих политических играх. За мир с бургундцами Карл решил расплатиться его, Гильома де Флави, крепостью! Конечно, она ему не принадлежала, но авторитет коменданта был среди горожан куда выше, чем авторитет самого короля! С ним мог поспорить разве что авторитет Девы Жанны, но спасительница Франции по слухам сама терпела от короля одни беды. Даже ребенку было ясно, что отдать Компьен бургундцам — чистой воды предательство! Войдя в Компьен, бургундцы припомнят добровольную сдачу города Карлу Валуа в июле прошлого года — и тогда многим не сносить головы!
Ему — в первую очередь!
Компьен — сильная крепость, после долгих размышлений решил Гильом де Флави, с надежным гарнизоном, и она выдержит не один удар бургундцев и англичан! Стоит потягаться силами! Правда, для французского короля он теперь бунтовщик, но платят-то ему городские старшины! А только ради того, чтобы наказать его, мятежника, Карл вряд ли объединится с Филиппом и Бедфордом!
И вдруг седьмого мая случилось поистине чудо…
В полдень де Флави обходил крепостные стены, когда с одной из башен увидел значительный отряд, поспешно продвигающийся к Компьену с юга… Скоро этот отряд уже стоял у ворот башни, что через широкий крепостной ров соединяла город с внешним миром.
Таких гостей Гильом де Флави не ждал! Компьен открывал ворота не кому-нибудь, а высочайшим посланцам короля — канцлеру Реньо де Шартру, епископу Реймсскому, и графу Вандомскому Людовику Бурбону. Их сопровождало две сотни солдат и большой обоз.
