Массимо д'Азельо - Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте
Добродетель Мартина, как добродетель большинства честных людей, была способна на сделки, и поэтому он отвечал:
— Если дело не касается монахинь, то разговор будет другой.
Пока дон Микеле раздумывал, следует ли ему сразу же открыть Мартину, кто та женщина, которую он собирается похитить, начавшаяся за дверью ссора между двумя солдатами и какой-то старухой помешала их беседе.
— Чтоб тебя дьявол задушил, проклятая горбунья! Тут находится тот, кому положено, а у коменданта хватает дел и без того, чтобы еще тебя выслушивать.
Так кричал один из солдат, стараясь преградить вход маленькой горбатой старушонке с мутными глазами и ярко-красными веками. Она уж протиснулась в комнату, но солдат еще удерживал ее за то место, где шея переходит в туловище, и при этом так оттянул ее кожу, что рот старухи перекосился на целых три пальца. Но старуха с такой силой впилась своими стальными ногтями в державшую ее руку, что солдат невольно ее выпустил. Отскочив, как отпущенная пружина, она уцепилась за дона Микеле, что спасло ее, беднягу, от кулака, устремившегося ей вслед.
— Получай, чертов сын! — сказала она солдату, который сосал свою окровавленную, расцарапанную руку и глядел на старуху, как дворняга смотрит на кошку, погладившую ей морду. — Получай! А если захочешь попробовать снова — получишь еще больше!
— А ты, мерзкая колдунья, теперь уж не появляйся, когда я в карауле… «Сандро миленький, Господь тебя благослови» (он произносил эти слова, втягивая нижнюю губу, чтобы передразнить голос старухи), позволь мне войти в монастырь… только на минуточку, я скажу словечко той синьоре, чтобы она дала мне немножко корпии для Сканапрете, который ранен, и немножко порошка для Пачокко, у которого лихорадка…» Чтоб тебя холера взяла (тут его голос зазвучал естественно), тебя и того, кто тебя посылает! Только попробуй прийти еще раз — не обрадуешься. Пусть у меня вырвут язык из глотки, как Валентино, да пошлет ему Бог счастья, приказал сделать с твоим разбойником-господином, если я не прочту тебе такую молитву, что тебе небо с овчинку покажется, проклятая ведьма.
У старухи нашлось бы что ответить, последнее слово осталось бы за ней, и она не нарушила бы основного закона женского кодекса, но она торопилась сообщить важные вещи и поэтому повернулась к Сандро спиной с таким издевательским видом, что его скорее можно вообразить, нежели описать.
— Если вы сами не возьметесь за дело, — обратилась она к коменданту, — то заварится большая каша; сегодня ночью там наверху, в чаще, что творилось! — Ад кромешный. Молодцы вернулись за час до рассвета. Они привели этого несчастного, которого вы взяли вчера вечером… Пресвятая Богородица! Бледный весь, что покойник. Но недолго пришлось ему дрожать от страха. Пьетраччо зарезал его, как молочного козленка.
— Как? — в один голос вскричали Мартин и дон Микеле. — Убили подесту? Почему? Где? Когда?
— Откуда мне знать? Пресвятая дева! Пьетраччо хотел ему объяснить, что он должен заплатить не знаю уж сколько дукатов выкупа. Но, поди-ка, поговори с глухонемым! Тот стоял ни жив ни мертв, уставился в одну точку, глаза стеклянные. Тогда хозяин написал ему, что требуется, на листочке, чтобы он прочел. Еще хуже. Ни дать ни взять статуя святого Рокко в часовне Бельфиоре. Пьетраччо дал ему три-четыре оплеухи, да еще какие! А он хоть бы что. Тут под конец на Пьетраччо нашло… а вы знаете, когда уж на него находит!.. С размаху всадил ему нож под ложечку и повел вниз да вниз, так все брюхо и распорол. (Уж как дойдет до ножа, то тут приходится помалкивать: старым людям и смотреть-то совестно!)
Словом, что вы хотите? Мальчишка! Сколько раз я говорила его матери: Гита, парень слишком много воли дает рукам… да разве его образумишь?..
Эти новости и то, как они были рассказаны, до такой степени, хотя и по разным причинам, потрясли обоих слушателей, что они не нашли слов для ответа.
Старуха продолжала:
— Словом, сейчас я пойду, ведь я со вчерашнего дня на ногах. Только мы прилегли на часок, как бежит Золотой Орешек: вставайте, вставайте скорее, стражники… Что делать? Встаем! Они уже под Малагроттой и рыщут по следу; мы без оглядки кинулись в горы. Теперь наши все спрятались в Фоконьянской пещере.
без кусочка хлеба, без глотка воды, а там, в зарослях, наверное сотни две стражников и солдат. Дай Бог, чтоб никому из людей не досталось на орехи еще до праздника. Словом, живей, постарайтесь помочь делу, они, наверное, уже нашли убитого подесту… Пресвятая дева! Вот беда-то! И еще Гита сказала: «Не забудьте, что им там жевать нечего; живее пошлите им чего-нибудь!»
Она увидела на столе остатки ужина и, не спрашивая разрешения, поспешно ссыпала в свой передник ломти черствого хлеба, куски мяса, фрукты; перелила оставшееся вино в тыкву, висевшую у нее через плечо, и допила-то, что не поместилось: потом утерла рукой рот и вышла, оттолкнув Сандро, стоявшего у нее на пути, и не удостоив остальных ни единым словом.
На Мартина навалилось сразу столько забот, что голова его была не в силах справиться с ними. Запустив одну руку в бороду, а другую заложив за спину, он зашагал по комнате, покачивая головой и отдуваясь. Внезапное движение войск со стороны Барлетты убедило его в том, что следует доверять дону Микеле, который с такой уверенностью это предсказал, и внушало мысль, что он действительно важная особа.
Прежде всего Мартин решил поладить с доном Микеле, чтобы тот не выдал его, когда сюда явятся стражники, преследовавшие убийц подесты. И, отбросив свою спесь, чуть ли не отдавая себя ему на милость, Мартин сказал дону Микеле, что принимает его сторону и обещает ему помочь.
Едва они заключили это соглашение, как послышался топот множества лошадей, приближавшихся со стороны моста. Ясный и сильный как труба голос прокричал несколько раз: «Комендант! Шварценбах!»
Комендант спустился вниз и увидел, что его ожидают Фьерамоска и Фанфулла из Лоди во главе множества всадников.
Читатель, вероятно, помнит, что видел имя второго в числе итальянских воинов, избранных для турнира.
Среди воинов Италии не было более отчаянного человека. По всякому пустяковому поводу, а еще чаще без всякого повода, он рисковал своей жизнью. Фанфулла ни о чем не задумывался и интересовался только развлечениями да воинским ремеслом. Он был ловок, как леопард, тело его, словно состоявшее из одних мускулов, было стройно и изящно; казалось, сама природа, зная, что в этом теле будет обитать безумно смелая душа, постаралась приспособить его к самым опасным испытаниям. Сын воина, состоявшего на службе у Джироламо Риарио, Фанфулла с детства носил оружие и успел побывать на службе у всех итальянских республик, поскольку ему все время то из-за драки, то из-за непослушания, то из-за собственного непостоянства приходилось отправляться на поиски новых хозяев. Последними его хозяевами были флорентийцы, и бежал он от них при следующих обстоятельствах.
