Бернард Корнуэлл - Воины бури
— В доме для всех мест не хватает, — пояснил епископ и проследил, как хромой привратник, взяв железяку, ударил по второй, свисающей в арке ворот. Раздался резкий звон, не хуже моего набата, и я увидел, как в тени дверных проемов поспешили женщины в рясах и капюшонах.
— Женщинам воспрещается мужское общество, — пояснил епископ, — если только они не больны, не при смерти или не ранены.
— Монахини? – спросил я.
— Послушницы, — ответил он, — близкие моему сердцу! Большинство — несчастные женщины, решившие посвятить себя служению Господу, но есть среди них и грешницы, – тут он перекрестился. – Падшие женщины, — замялся он, словно не решаясь произнести последующие слова, — женщины с улиц, господин! Грешницы из переулков! Но мы вернули этих дорогих созданий Господу.
— То есть шлюхи.
— Падшие женщины, господин.
— И ты живешь тут вместе с ними? – ехидно спросил я.
— Что ты, господин! – вопрос его скорее позабавил, нежели оскорбил. – Это же неподобающе! Святые угодники! Мы с женой живем в небольшом доме в проулке за кузницей. Хвала Господу, я не болен, не при смерти и не ранен.
Привратник наконец отложил железку, и только замер последний звон, как двор пересекла высокая мрачная женщина. У нее были широкие плечи, суровое лицо и руки-лопаты. Леофстан обладал высоким ростом, но эта женщина возвышалась над ним.
— Епископ? – резко спросила она. Она встала перед Леофстаном, скрестив руки на груди и не сводя с него взгляда.
— Сестра Имма, — чинно вымолвил Леофстан, указав на окровавленное тело на руках Фолкбальда. — Здесь у нас тяжело раненный священник. Ему нужна помощь моей жены.
Сестра Имма, на вид вполне пригодная для стены из щитов, оглянулась по сторонам и указала в уголок аркады.
— Она там…
— Ему дадут отдельную комнату, — прервал я её, — и постель.
— Он…
— Получит комнату и постель, — сурово повторил я, — или ты желаешь, чтобы мои люди очистили это место от христиан? В этом городе я главный, женщина, а не ты!
Сестра Имма вспыхнула и собралась уже возразить, но епископ успокоил её.
— Мы найдем комнату, сестра!
— Тебе понадобятся места, — сказал я. — Через неделю у тебя по меньшей мере сотня раненых прибавится, – я обернулся и ткнул пальцем в Ситрика. – Найди место для епископа. Два-три дома! Места для раненых!
— Раненых? – встревожился Леофстан.
— Нам предстоит битва, епископ, — гневно ответил я, — и не из приятных.
Вскоре комната нашлась, моего сына пронесли через двор и узкую дверь в крохотные покои, где аккуратно уложили на постель. Он что-то пробормотал, и я склонился, чтобы расслышать. Но речь его была бессвязной. Затем он свернулся калачиком, подтянув ноги, и застонал.
— Исцели его, — крикнул я сестре Имме.
— Если Господу будет угодно.
— Это мне угодно!
— За ним будет ухаживать сестра Гомерь, — обратился епископ к сестре Имме, похоже, единственной из монахинь, кому не воспрещалось мужское общество, которое она, по-видимому, находила приятным.
— Сестра Гомерь — твоя жена? – спросил я, вспомнив странное имя.
— Хвала Господу, да, — ответил Леофстан, — кроткое милое создание.
— Какое необычное имя, — сказал я, не сводя глаз с сына, что скорчился на постели и стонал от боли.
Епископ улыбнулся.
— Мать нарекла её Саннгифу, но при крещении дорогие сестры получают новые имена, так что моя дражайшая жена известна под именем сестры Гомери. И вместе с новым именем Господь наделил её способностью исцелять.
— Воистину, — мрачно поддакнула сестра Имма.
— Она будет ухаживать за ним, — заверил меня епископ, — а мы помолимся за него!
— Я тоже, — ответил я, коснувшись молота на шее.
Потом я вышел. Обернулся у ворот и заметил, как сестры в балахонах появились из своих убежищ. Две вошли в комнату сына, и я вновь прикоснулся к молоту. Я думал, что ненавижу старшего сына, оказалось, что нет. И я оставил его, скрючившегося от жестокой раны. Он потел и дрожал, в бреду выговаривал странные слова. Но он не умер в тот день, не умер и на следующий.
А я отомстил.
Боги благоволили мне, ибо в тот вечер они наслали серые тучи, приплывшие с запада. Низко нависшие черные облака заволокли небо. Они появились внезапно, нависли над городом и принесли с собой дождь с ветром. Эти грозовые тучи подарили возможность, но возможность породила споры.
Споры бушевали в Большом зале Честера, а на мощеных римских улочках раздавалось ржание лошадей. Огромных боевых коней, бивших копытами по брусчатке, ржущих и фыркающих, пока воины седлали их под проливным дождем. Я собирал отряд всадников – воинов бури.
— Ты оставляешь Честер беззащитным! — протестовал Меревал.
— Фирд защитит город, — возразил я.
— Фирд нуждается в обученных воинах! – настаивал Меревал. Он редко мне перечил. Да, он всегда оставался моим верным приверженцем несмотря на то, что служил Этельреду, который меня ненавидел. Но в ту дождливую ночь мое предложение всполошило Меревала.
— Фирд может сражаться, — согласился он, — но лишь при поддержке регулярного войска!
— Город не подвергнется нападению, — буркнул я. В ночном небе прогремел гром, заставив живущих в Большом зале собак забиться в темные углы. По крыше барабанил дождь, протекая сквозь два десятка щелей в старой римской черепице.
— А для чего еще Рагналлу возвращаться, — сказала Этельфлед, — если не ради нападения на нас?
— Он не нападет ни сегодня, ни завтра, — ответил я. – Что дает нам возможность прижать мерзавца.
Я снарядился для битвы. Под прекрасную кольчугу я надел кожаную куртку до колен. Кольчугу перехватывала перевязь, с которой свисал Вздох Змея. Кожаные штаны были заправлены в высокие сапоги с железными полосками. Руки густо усеивали браслеты. Годрик, мой оруженосец, держал шлем с волчьей пастью, копье с толстым древком и окованный железом щит с изображенной на нем головой волка Беббанбруга. Я снарядился для битвы, и многие дрожали от этой мысли.
Рядом с Меревалом стоял Цинлэф Харальдсон, молодой фаворит Этельфлед, который, по слухам, собирался жениться на её дочери. До сей поры он старался не восстанавливать меня против себя. Лестью и согласием он избегал столкновения. Однако мое предложение побудило его возразить.
— Что изменилось, господин? — почтительно спросил он.
— Изменилось?
— В прошлый приход Рагналла ты не желал вести людей в лес.
— Ты опасался засады, — вставил Меревал.
— Его люди стояли в Эдс-Байриге, — ответил я. — То была его твердыня, крепость. Какой смысл было прорываться сквозь засаду, чтобы потом умереть на стенах?
