Ной Гордон - Шаман
Маква-иква прожила в резервации немного больше года. Весной по прерии прошло небольшое стадо бизонов. Идет Поет и другие охотники вернулись с добычей — мясом бизона. Маква-иква объявила Танец Бизона и рассказала, что нужно напевать тихонько, а что горланить. Люди танцевали древние танцы, и в глазах некоторых из них она увидела свет, которого там не было уже долгое время — свет, который наполнил ее радостью.
Остальные тоже это почувствовали. После Танца Бизона ее нашел Идет Поет и заявил ей, что кое-кто из Народа хочет оставить резервацию и вернуться туда, где жили их отцы. Они прислали его с вопросом, присоединится ли к ним шаман.
Она спросила, куда они хотят уйти.
— Домой, — ответил Идет Поет.
Итак, самые молодые и сильные ушли из резервации, и Маква-иква ушла с ними. К осени они попали в страну, которая развеселила их души, но одновременно причинила боль их сердцам. Во время путешествия не столкнуться с белыми оказалось очень трудно; они вынуждены были обходить поселения десятой дорогой. С охотой не складывалось. Зима застала их неподготовленными. В то лето Вабокишик умер, и Профетстаун осиротел. Она не могла обратиться за помощью к белым, памятуя о том, что Пророк наставлял ее никогда не доверять белокожим.
Но когда она помолилась, маниту послали им возможность выжить в виде помощи от белого врача по имени Коул, и, несмотря на ворчание духа Пророка, она почувствовала, что этому белому можно доверять.
И потому, когда он приехал в лагерь сауков и сказал ей, что теперь ему нужна ее помощь в лечении, она, ни секунды не колеблясь, согласилась пойти с ним.
18 КамниРоб Джей попытался объяснить Маква-икве, что такое мочевой камень, но не мог сказать наверняка, понимает ли она, что болезнь Сары Бледшо действительно вызвана камнями в пузыре. Маква-иква спросила его, не собирается ли он высосать камни, и во время обсуждения выяснилось, что она подозревала, что станет свидетелем обмана, своего рода ловкости рук, манипулирования, чтобы убедить пациента, будто доктор удалил источник ее болезни. Тогда он несколько раз объяснил ей, что камни в мочевом пузыре женщины существуют на самом деле и причиняют ей мучительную боль и что он введет в тело Сары инструмент и удалит их.
Ее замешательство усилилось, когда они добрались до его хижины и он тщательно вымыл едким мылом сооруженный Олденом стол, на котором и собирался провести операцию. Они вдвоем заехали за Сарой Бледшо на четырехколесной телеге. Маленького мальчика, Алекса, оставили с Альмой Шрёдер, а его мать ждала врача, и глаза ее казались огромными на бледном напряженном лице. На обратном пути Маква-иква молчала; ни слова не проронила и Сара — она почти онемела от ужаса. Роб попытался разрядить обстановку, заведя разговор ни о чем, но ему это не удалось.
Когда они добрались до его хижины, Маква-иква легко соскочила с телеги. Она неожиданно нежно помогла белой девушке спуститься с высокого сиденья и заговорила впервые с момента их встречи с Сарой.
— Когда-то меня звали Сара Два, — сказала она Саре Бледшо; вот только Робу Джею послышалось, что она произнесла «Сара, да».
Сара совершенно не умела пить. Она закашлялась, попытавшись проглотить треть стакана виски, который дал ей Роб, и крепко сжала губы, когда он плеснул туда еще немного, так что получилось полстакана. Он хотел, чтобы она успокоилась и не так остро ощущала боль, но оставалась в сознании и здравом уме. Пока они ждали, когда виски подействует, он расставил вокруг стола свечи и зажег их, несмотря на летнюю жару, поскольку в хижине царил полумрак. Когда они раздели Сару, он заметил, что ее тело покраснело от тщательного мытья. Ее тощие ягодицы были маленькими, как у ребенка, а бедра с синеватой кожей казались впалыми от истощения. Она поморщилась, когда он ввел катетер и наполнил мочевой пузырь водой. Он показал Маква-икве, как нужно согнуть колени пациентки, и смазал литотриптор чистым салом, стараясь не запачкать жиром крошечные щипчики, которыми нужно будет схватить камни. Женщина ахнула, когда он ввел инструмент ей в уретру.
— Я знаю, что это больно, Сара. Боль при введении появляется всегда, но… Вот так. Теперь будет легче.
Она привыкла к куда более сильной боли и потому перестала стонать, но он все равно волновался. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он в последний раз зондировал мочевой пузырь, да и то — под внимательным взглядом человека, несомненно, являвшегося одним из лучших хирургов в мире. Накануне он долгие часы тренировался с литотриптором, схватывая изюминки и мелкие камешки в бочонке с водой, поднимая орехи и разламывая их скорлупу, занимаясь всем этим с закрытыми глазами. Но совсем другое дело — искать на ощупь в хрупком мочевом пузыре живого человека, понимая, что если ткнешь инструментом в стенку пузыря или сомкнешь щипцы на складке ткани, а не на камне, то это может привести к разрыву, в результате чего в организм попадет инфекция и пациентка умрет ужасной смертью.
Поскольку от глаз не было никакого толку, он закрыл их и стал медленно и осторожно двигать литотриптором, — все его существо словно превратилось в один-единственный нерв, расположенный на кончике инструмента. Вот он чего-то коснулся. Он открыл глаза и вонзился взглядом в пах и нижнюю часть живота женщины, жалея, что не может видеть сквозь его стенки.
Маква-иква наблюдала за движениями его рук, внимательно всматривалась в его лицо, стараясь не пропустить ни малейшей подробности. Он отмахнулся от надоедливой мухи, а затем уже не обращал внимания ни на что, кроме пациентки, стоящей перед ним задачи и литотриптора в руке. Камень… Господи, он сразу понял, какой тот огромный! Возможно, размером с большой палец, прикинул Роб, медленно и осторожно орудуя литотриптором.
Чтобы определить, удастся ли сдвинуть камень, врач сжал его щипцами литотриптора, но стоило ему только потянуть инструмент на себя, как лежащая на столе женщина пронзительно закричала.
— Сара, я держу самый большой камень, — спокойно сообщил он. — Он слишком велик, чтобы выйти целиком, так что я попытаюсь разломать его. — Еще не закончив предложение, он сдвинул пальцы к ручке винта на кончике литотриптора. С каждым поворотом винта напряженность Роба Джея росла, ведь, если камень не расколется, перспективы женщины были весьма пессимистичными. Но, к счастью, после очередного поворота ручки раздался тихий хруст, похожий на тот, который раздается, если наступить каблуком на черепок глиняного горшка.
Роб разломал камень на три кусочка. Хотя он действовал чрезвычайно осторожно, удаляя первый осколок, он причинил пациентке боль. Маква-иква намочила тряпочку и вытерла потное лицо Сары. Роб протянул руку, разжал ей пальцы, отгибая их один за другим, словно лепестки, и положил в ее белую ладонь уродливый черно-коричневый катышек. Средняя часть была гладкой; овальной формы, но остальные две оказались неровными и покрытыми маленькими шипами. Когда на ладони у Сары уже лежали все три камешка, Роб ввел катетер и ополоснул пузырь, и оттуда вышло много кристалликов, отколовшихся от камня, когда он раздавил его.