Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
В тот день Мария Антуанетта смотрела и улыбалась как обыкновенная женщина, притом женщина счастливая. Она решила забыть хотя бы на один день, что она дофина. Ее лицо было спокойно, в глазах светилась теплая благожелательность. На ней было белое шелковое платье; прекрасные обнаженные руки прятались под плотной кружевной накидкой.
Едва выйдя из кареты, она обернулась, чтобы помочь свитской даме преклонного возраста выйти из кареты. Отказавшись от помощи господина в черном с голубой орденской лентой, она свободно пошла вперед, вдыхая полной грудью свежий воздух и оглядываясь, словно пыталась как можно полнее насладиться редкими минутами свободы, которые могла себе позволить.
— О, какое очаровательное место, до чего хороши деревья, какой прелестный домик! — восклицала она. — Какое, должно быть, счастье дышать свежим воздухом под этими тенистыми деревьями!
В это самое мгновение появился Филипп де Таверне в сопровождении Андре, которая заплела свои длинные волосы в косы и надела шелковое платье цвета льна. Ее вел барон, одетый в парадный камзол голубого бархата, — остатки прежней роскоши. Само собой разумеется, что по совету Бальзамо барон не забыл надеть орденскую ленту Святого Людовика.
Ее высочество остановилась, как только заметила шедших ей навстречу хозяев.
Молодую принцессу окружал ее двор: офицеры, державшие под уздцы лошадей, и придворные, обнажившие головы. Они чувствовали себя свободно, держали друг друга под руки и едва слышно переговаривались между собой.
Бледный от волнения Филипп де Таверне с важным видом приблизился к дофине.
— Ваше высочество! — обратился он к ней. — Имею честь представить вам моего отца, господина барона де Таверне-Мезон-Руж, и мою сестру, мадемуазель Клер Андре де Таверне.
Барон низко поклонился, обнаружив знание того, как надлежит приветствовать королев. Андре присела в грациозном реверансе с присущей ей скромной и ласковой вежливостью, выражая своим видом самое искреннее уважение.
Мария Антуанетта разглядывала молодых людей. Памятуя об их бедности, о которой ее предупреждал Филипп, она догадалась, что им сейчас тяжело.
— Ваше высочество! — с достоинством произнес барон. — Вы оказываете слишком большую честь замку Таверне. Наше скромное жилище не заслужило посещения столь знатной и прекрасной дамы.
— Я знаю, что нахожусь в гостях у старого солдата, защищавшего Францию, — отвечала принцесса. — Моя мать, императрица Мария Терезия, которая вела много войн, рассказывала мне, что у вас в стране самые отважные бывают, как правило, самыми бедными.
С невыразимой грацией она подала свою точеную ручку Андре; та поцеловала ее, преклонив колено.
Барон, находившийся под влиянием своей идеи, не переставал ужасаться при виде огромной свиты, которая должна была вот-вот наводнить его домишко, а ему, барону, даже некуда было их посадить.
Принцесса вывела его из затруднительного положения.
— Господа! — воскликнула она, обращаясь к свите. — Вам не следует терпеть все мои прихоти и не следует пользоваться привилегиями, которыми обладает дофина. Прошу вас ждать меня здесь. Я вернусь через полчаса. Следуйте за мной, дорогая Лангерсхаузен, — обратилась она по-немецки к той даме, которой она помогла выйти из кареты. — Проводите нас, — приказала она господину в черном.
Человек, к которому она обращалась, выглядел необычайно элегантно, хотя на нем было простое платье. Ему было около тридцати лет; это был красивый мужчина с приятными манерами. Он отступил на шаг, пропуская принцессу вперед.
Мария Антуанетта взяла Андре под руку и знаком приказала Филиппу идти рядом с сестрой.
Барон оказался рядом со знатным — без сомнения! — вельможей, которому принцесса оказывала честь, пригласив сопровождать ее.
— Так вы из рода Таверне-Мезон-Руж? — спросил он барона, с аристократической небрежностью поправляя великолепное жабо из английских кружев.
— Как мне вас называть: сударь или монсеньер? — не уступая в бесцеремонности господину в черном, спросил барон.
— Можете говорить мне просто принц, — отвечал тот, — или ваше высокопреосвященство, если вам так больше нравится.
— Прекрасно! Так вот, ваше высокопреосвященство, я из рода Таверне-Мезон-Руж, самый настоящий Таверне, — произнес барон все тем же насмешливым тоном, который он редко менял.
Его высокопреосвященство, обладавший тактом знатного вельможи, сразу смекнул, что имеет дело с мелкопоместным дворянином.
— Это ваша летняя резиденция? — продолжал он.
— Летняя и зимняя, — воскликнул барон, желавший как можно скорее покончить с неприятным разговором; он сопровождал каждый свой ответ низким поклоном.
Филипп время от времени беспокойно оборачивался и смотрел на отца. Дом неумолимо становился все ближе, угрожающий и жалкий, готовый предстать во всей своей беспощадной нищете.
Барон приготовился было, смиренно протянув руку к парадному крыльцу, пригласить гостей в дом. В это самое мгновение принцесса обратилась к нему:
— Простите, сударь, но мне не хотелось бы заходить в дом. В этой тени так хорошо, я готова провести здесь всю жизнь! Мне надоели комнаты. Вот уже две недели меня принимают в комнатах, а я так люблю свежий воздух, тень деревьев и аромат цветов!
Затем она обратилась к Андре:
— Мадемуазель! Прикажите принести сюда чашку молока, прошу вас!
— Ваше высочество! — воскликнул, бледнея, барон. — Как можно предлагать вам столь скромное угощение?
— Это как раз то, что я люблю. Молоко и свежие яйца — вот чем я любила полакомиться в Шёнбрунне.
Внезапно сияющий и важный Ла Бри в великолепной ливрее, с салфеткой, перекинутой через руку, появился на пороге беседки, обвитой жасмином, прохлада которой, кажется, уже привлекла дофину.
— Ваше королевское высочество, завтрак подан! — провозгласил он с непередаваемым выражением спокойного благоговения.
— О, так я попала к волшебнику! — со смехом воскликнула принцесса.
Она почти бегом устремилась к благоухавшей беседке.
Обеспокоенный барон, забыв об этикете, оставил вельможу в черном и бросился вслед за принцессой.
Филипп и Андре обменивались удивленными и в еще большей степени тревожными взглядами.
Оказавшись под зелеными сводами, принцесса не смогла не выразить изумления.
Барон, шедший за ней следом, облегченно перевел дух.
Андре уронила руки с таким видом, точно спрашивала: «Господи, что все это значит?»
Юная дофина краем глаза наблюдала за этой пантомимой; ум ее был достаточно проницателен, чтобы проникнуть во все тайны, если только сердце уже не подсказывало ей разгадку.
